Библиотекарь (роман)

Главный герой романа 27-летний Алексей Вязинцев случайно узнаёт, что книги малоизвестного советского писателя Дмитрия Громова, написанные в 1950-е — 1970-е годы («Пролетарская», «Счастье, лети!», «Нарва», «Дорогами труда», «Серебряный плёс», «Тихие травы»), по неизвестным причинам обладают магической силой. Истинный эффект появляется только при непрерывном и «тщательном» чтении оригинальных изданий книг Громова, также несколько более слабый эффект проявлялся и у слушателей. Навыки, которые давали разные книги — Сила, Ярость, Память, Терпение, Власть, Радость, Смысл.

Люди, познавшие тайную силу книг, объединяются в кружки («библиотеки» и «читальни»), которые защищают свои экземпляры книг Громова и пытаются завладеть чужими. По негласному кодексу «читателей» при конфликтах запрещено использовать огнестрельное оружие, поэтому в ход активно идут холодное оружие, предметы хозяйственного обихода, самодельные доспехи и т. п. Каждая «библиотека» мечтает собрать полное собрание сочинений Громова из 7 книг, но одна книга является чрезвычайно редкой.

О возникновении замысла автор сказал так:

Я жил в крошечной деревне, в 100 км от Мюнстера. В деревне была бойня, где три раза в неделю забивали свиней. И три раза в неделю везде чудовищно пахло, можно было сойти с ума от запаха. Вечером, когда накатывал шквал этого запаха, я бросался запирать окна. И в один из этих вечеров возникла идея «Библиотекаря», я сел и тут же написал первую главу. Стимулом стало мёртвое свиное мясо. Почему именно оно — не поддаётся логике[1].

Я всегда с большим теплом вспоминал своё советское детство. Как бы мне ни пытались в течение многих лет доказать, что это всё неправда, что на самом деле я жил плохо, родители мои жили неправильно, вся моя страна жила неправильно, и победили мы в Великой Отечественной войне не благодаря, а вопреки, — меня это страшно раздражало!… И мне захотелось поговорить о той стране, где существовали какие-то другие ценности. Где практиковалась почти платоновская метафизика: важна была идея, а не её материальное воплощение. Выбор был между хлебом белым и чёрным… Это на самом деле дико правильно, потому что выбор должен быть аналоговым: «да» или «нет»… А главное — это «быть» или «не быть». Это основной экзистенциальный выбор, который ты делаешь каждый раз[2].

Я ничего не романтизирую, не ностальгирую. Конкретно в тексте Советского Союза нет, там есть просто человеческие отношения, которые связаны с теми идеалами, которые продвигала советская культурная эстетика. Это та достойная форма поведения, которая при нынешнем капиталистическом строе совершенно утеряна. Сейчас же кризис не только финансовый, но и человеческий. А критики цепляются к деталям, пытаются запихнуть текст в жанр пародии — им так легче, с постмодернизмом-то[3].

Фантастические элементы в романе Михаил Елизаров объяснил следующим образом:

Все эти элементы, мистические или сказочные, использую как некие ферменты, облегчающие пищеварение. У меня есть идея, которую я собираюсь сообщить, и, если её представить в чистом, голом виде, она может показаться неинтересной и быть отторгнутой[1].

Роман «Библиотекарь» и последующее присуждение ему премии «Русский Букер» вызвало длительные и бурные дискуссии среди литераторов[4]:

• По мнению критика Виктора Топорова, роман «Библиотекарь» — «философская притча с элементами фантастики и сильным подражанием Владимиру Шарову („Репетиции“!) и отчасти Владимиру Сорокину… он пытается переписать заведомо бесчеловечную антиутопию так, чтобы она — вопреки здравому смыслу, да и просто вопреки всему, — превратилась в проникнутую „нас возвышающим обманом“ утопию»[5]. Топоров заявлял: «Присуждение Букера роману „Библиотекарь“ Михаила Елизарова — это прорыв и выход из болота толстожурнальной литературы»[4].
• Антон Нечаев написал, что «„Библиотекарь“ — книга Хорошего Стиля, исполненного простоты и достоинства»[6].
• Роман Арбитман характеризует «Библиотекарь» как «произведение, проникнутое какой-то истерической ностальгией по канувшей в небытие советской Атлантиде»[7] .
• «Низкопробный фашистский трэш», — так отозвался о «Библиотекаре» член Букеровского комитета Александр Кабаков[8].
• По мнению Аллы Латыниной, «в вину Елизарову (а кто и в заслугу) ставят актуализацию советского мифа, романтизацию СССР, реабилитацию соцреализма и всего советского, канонизацию советского прошлого и так далее… Но… я всё же скажу, что получилось у него нечто противоположное… В общем — роман местами неплох, но растянут, переполнен однотипными сценами сражений, перегружен мельтешащими персонажами, подпорчен нелепым финалом. Это никакой не трэш — это литература. Прочесть — стоит. На Букера не тянет»[9].
• Галина Юзефович написала: «творчество молодого харьковско-немецко-московского литератора едва ли способно стать объектом искренней народной любви или хотя бы массового интереса. Вялый сюжет, вымученный, немузыкальный стиль и, главное, ощущение катастрофической вторичности по отношению к прозе Владимира Сорокина дополняется в случае „Библиотекаря“ ещё и полнейшей идеологической невнятицей»[10].
• Поэт и критик Дмитрий Быков так охарактеризовал награждение романа премией «Русский букер»: «после награждения откровенно пародийного персонажа по фамилии Елизаров можно было за премией уже не следить.»[11]

• Ногти (повесть)