Англичанка гадит

Одной из важнейших особенностей внешнеполитических действий Англии в отношении её противников было то, что к защите своих интересов она привлекала другие страны и стремилась к минимизированию своего участия в ведении военных действий, особенно против сильного противника. Несмотря на, в целом, благожелательное отношение со стороны британского истеблишмента к действиям российской армии, возглавляемой А. В. Суворовым в ходе Итальянского и Швейцарского похода, и его личности, оно имело «несколько своеобразный характер». Англия, как член Второй коалиции, созданной против Франции, рассчитывала приобрести как можно больше выгод для себя, и при этом её действия были направлены на то, что чтобы вести военные действия силами своих союзников. По этому поводу Суворов в записке об итогах кампаний 1799 года писал: «Ни одна нация не выигрывает столько, сколько Англия, от продолжения войны»[5]. Долгое время не располагая сильной сухопутной армией, английское правительство следовало своей островной традиции — финансировать действия своих союзников в континентальной Европе, стараясь избегать непосредственного участия в военных действиях: «Так, ведя в течение десятилетий упорную борьбу с Францией, Англия почти не участвовала в боях. Эта особенность британского менталитета стала основанием для широкого хождения в России ещё в XIX в. поговорки „англичанка гадит“»[6][7].

После окончания наполеоновских войн и последовавшего ослабления Франции, в ходе чего Россия сыграла одну из важнейших ролей, английский внешнеполитический курс был скорректирован и направлен на геополитическое сдерживание и ослабление России, а руководство Британии выделило её в качестве нового основного потенциального противника[6].

Замещение названия страны обозначением «англичанка» фиксируется в русском фольклоре начиная со времён Крымской войны (1853—1856) — единственного крупного столкновения русской и английской армий за их историю[8]. В солдатских песнях времён этой войны можно найти следующие тексты: «Уж мы песенки певали, Англичанку удивляли», а в другой содержатся такие слова[8]:

Во время русско-турецкой войны (1877—1878) солдаты также употребляли слово «англичанка» в значении Англия. По свидетельству медсестры Е. М. Бакуниной, это выражение активно использовалось в солдатской среде в связи со слухами о подготовке войны множества стран относительно России: «Первые слова, как только войдешь в отделения: „А что сестрица? Говорят Англичанка поднимается, как же не стыдно сватья на свата“! Ужасно как это всех волнует»[9][10]. Антианглийские настроения в России поддерживались геополитическим соперничеством двух великих держав, в частности за господство на Балканах, в Южной и Центральной Азии, в XIX — начале XX веков получившим название «Большая игра»[11][12]. В сатирическом рассказе А. П. Чехова «Новогодняя пытка», помешанный на «болгарском вопросе» Семён Степаных, видит в этих проблемах английские происки и заявляет: «Тут Англия, брат! Будь я, анафема, трижды проклят, если не Англия!»[13]

В годы Гражданской войны в России этот фразеологизм активно использовался, причём самыми различными идеологическими противниками, имеющими разные точки зрения на развитие страны. Так, генерал П. Н. Краснов вспоминал, что в этот период (1918 год) простые люди Англии не доверяли: «Крепко сидело в простом русском народе убеждение, что в решительные минуты успехов русских всегда „англичанка гадит“. Но интеллигенция вся была на стороне союзников и ожидала их с восторженным нетерпением»[14]. Демьян Бедный в 1917 году писал: «А народ сидит да тужит: „Англичанка гадит“», а Владимир Маяковский в 1927 году использовал в заглавии и стихотворении такой вариант, как «Англичанка мутит»[15]. В романе Александра Солженицына «Красное колесо» оратор В. С. Войтинский обвиняет большевика Г. Е. Зиновьева в том, что тот пытается убедить людей, что коалиционное правительство создаётся под контролем союзников, и таким образом «он становится в известное положение обывателя: „неиначе как англичанка гадит“»[16].

Более вероятной представляется версия о том, что этот фразеологизм возник под влиянием цитаты из пьесы Н. В. Гоголя «Ревизор», в начале которой почтмейстер Иван Кузьмич Шпекин, узнав, что из столицы в город направляется чиновник, «глубокомысленно» объясняет это событие с геополитической точки зрения: «…война с турками будет. <…> Право, война с турками. Это всё француз гадит». Как отмечает историк А. А. Долинин, исследователь генезиса этого словосочетания: «под влиянием изменений международной обстановке и/или появления новых патриотических фобий на место француза могли подставляться представители других национальностей и стран»[10]. В качестве подтверждения данного тезиса Долинин приводит несколько фактов. Так, в 1868 году в журнале «Отечественные записки» была помещена заметка следующего содержания: «Предки наши, в несчастных обстоятельствах, говаривали глубокомысленно: „Это всё француз гадит“; потомки заменили название одной национальности другой», а в 1886 году публицист Н. В. Шелгунов про французов в этом контексте уже не вспоминает: «Непременно нам кто-нибудь да гадит, то немец, то поляк, то жид. Право уж пора бы кончить с подобным младенчеством и школьничеством, авось дела наши пошли бы лучше»[10]. По воспоминаниям писателя Б. А. Лазаревского, когда он обсуждал с А. П. Чеховым дело Дрейфуса, тот заметил ему, сославшись на слова из «Ревизора» Гоголя: «„Это всё француз гадит“. Так вот и евреи гадят в деле Дрейфуса. Евреи здесь ни при чём. Если бы дело это было неправое, то такой человек, как Золя, не вступился бы»[17].

По мнению Долинина, в самом конце XIX — начале ХХ веков ситуация резко меняется, и данная фраза начинает прочно ассоциироваться именно с англичанами, применяясь в значении «англичанка», что придаёт этой формуле не литературный, а простонародный оттенок, поскольку в просторечии англичанкой называли британскую королеву Викторию, а — метонимически — Великобританию[10].

По мнению Долинина, выражение «англичанка гадит» стало использоваться в 1890-х годах, а особое распространение это клише приобрело во время англо-бурской войны, когда антианглийские настроения достигли точки, «сопоставимой лишь с реакцией на ультиматум лорда Керзона или на дело об отравлении Скрипаля и его дочери»[10].