Юсупова, Прасковья Григорьевна

Прасковья Григорьевна Юсупова родилась в дворянской семье; дочь князя Григория Дмитриевича Юсупова (17 (27) ноября 1676 — 2 (13) сентября 1730, Москва) и его жены Анны Никитичны Львовой (урождённой Акинфовой; ум. 1735). Юсупова была одной из тех женщин новой послепетровской Руси, которые ещё помнили Петра Великого, и которым суждено было пережить после него тяжёлое время петербургских дворцовых смут и бироновщину и из которых редкая личность не испытала или ужасов Тайной канцелярии, или монастырского заточения, или сибирской ссылки[2].

Судьба княжны Юсуповой представляется тайной, до сих пор неразгаданной: одно ясно, что она была жертвой личного неудовольствия императрицы Анны Иоанновны; но какая была вина княжны пред императрицей — это осталось известно только ей, государыне и Андрею Ивановичу Ушакову, начальнику Тайной канцелярии[2].

16 (27) сентября 1730 года, спустя две недели после смерти отца, княжна Юсупова из Москвы, из царского дворца, в сопровождении сержанта и солдат была доставлена в Тихвинский Введенский монастырь и сдана на руки Тихвинскому архимандриту Феодосию, под началом которого находился монастырь, а последний передал ссыльную с рук на руки игуменье Дорофее, с наказом  — держать накрепко привезенную особу и никого к ней не допускать. Игуменья не знала, где поместить ссыльную, и потому оставила её в своей тесной келье; отвела ей небольшой угол за занавеской, поставила бедненькую кроватку, дала деревянный стол и стул — вот и все, что имела княжна после роскошных палат отеческого дворца[2].

В Москве, когда исчезла молодая княжна Юсупова, говорили, что она сослана за приверженность к великой княжне Елизавете Петровне и за интригу, совместно с отцом, в пользу возведения цесаревны на престол. Носились также слухи, что княжну постигла ссылка за покойного отца, который будто бы в числе прочих придворных задумывал ограничение самодержавия Анны Иоанновны. Всего же вероятнее, что княжна пострадала за намерение приворожить к себе императрицу Анну, на что есть указание в делах о Тимирязеве, хранящихся в Государственном архиве; здесь, среди прочего, находится указание на то, что княжна проговорилась на допросе «о ворожейках и бабах»[2].

Горе и тоска одиночества все более и более одолевали ссыльную княжну и довели Юсупову до потери самообладания и вспышек ярости, что в итоге её и погубило. Однажды она выдала свои мысли при стряпчем Шпилькине, сказав следующее:

«Брат мой, князь Борис  — сущий супостат, от его посягательства сюда я и прислана. Государыня царевна Елизавета Петровна милостива и премилостива и благонравна, и матушка государыня императрица Екатерина Алексеевна была до меня милостива же, а нынешняя императрица до меня не милостива… Она вот в какой монастырь меня сослала, а я вины за собой никакой не знаю. A взял меня брат мой Борис да Остерман, и Остерман меня допрашивал. А я на допросе его не могла вскоре ответствовать, что была в беспамятстве… Ежели бы государыня царевна Елизавета Петровна была императрицей, и она бы в дальний монастырь меня не сослала. О, когда бы то видеть или слышать, что она бы была императрицей![2]»

В этом признании она назвала монастырь «шинком», и с тех пор у княжны началась вражда с монастырским начальством, и игуменья стала теснить ссыльную. Начались дрязги, подкапывания под девушку; княжна не вытерпела и тайно отправила в Санкт-Петербург с жалобой Юленеву (приставленная к ней наемная женщина, не принадлежавшая к монастырскому штату). Мать-игуменья узнала о тайной миссии Юленевой и нанесла превентивный удар встречной жалобой на княжну и с доносом на её поведение. Завязалось новое дело — это была уже и последняя развязка всей участи несчастной княжны[2].

25 января (5 февраля) 1735 года, в пятый год жизни княжны в монастырском заточении, когда Ушаков был с докладом у государыни, императрица передала ему две какие-то записки и приказала взять в тайную канцелярию женщину, содержавшуюся в архиепископском доме сподвижника Петра І, новгородского архиепископа Феофана Прокоповича, и, исследовав все дело, доложить её величеству о результатах расследования. Женщина эта была Юленева, а записки — письмо княжны к Юленевой и письмо игуменьи Дорофеи к секретарю Феофана Прокоповича, Козьме Родионовичу Бухвостову. Письма были переданы императрице Феофаном Прокоповичем, который был дружен с Ушаковым и желал угодить государыне, выдав ей княжну, неизвестно за что заслужившую крайнюю немилость императрицы. В письме к Юленевой княжна спрашивала только о положении дела — и больше ничего; в нем не было никакой тайны, которая послужила бы обвинением для ссыльной, как не было и ни одного резкого слова о монастыре. Между тем всё письмо игуменьи к Бухвостову представляло собой обвинительная речь против княжны Юсуповой, что и решило участь сосланной девушки. Юленеву привели в застенок, где она была допрошена «с пристрастием», но княжну она не выдала, и лишь после месячного сиденья в Петропавловской крепости Юленева, под страхом смертной казни, стала говорить о тех желаниях княжны, которые приведены выше в её признании Шпилькину. Но и этого для Ушакова было вполне достаточно, чтобы дать делу новый виток[2].

По приказу императрицы в Санкт-Петербург были привезены и княжна, и стряпчий Шпилькин. Произведен был допрос, и княжне было вынесено такое решение:

«За злодейственные и непристойные слова, по силе государственных прав, хотя княжна и подлежит смертной казни, но ее императорское величество, милосердуя Юсуповой за службу ее отца, соизволила от смертной казни ее освободить и объявить ей, Юсуповой, что то упускается ей не по силе государственных прав — только из особливой ее императорского величества милости».

Вместо смерти княжне велено

«учинить наказанье — бить кошками и постричь ее в монахини, а по пострижении из тайной канцелярии послать княжну под караулом в дальний, крепкий девичий монастырь, который по усмотрению Феофана, арх. новгородского, имеет быть изобретен, и быть оной, Юсуповой, в том монастыре до кончины жизни ее неисходно».

30 апреля (11 мая) 1735 года княжна была наказана «кошками» и в тот же день пострижена архимандритом Аароном в монахини и названа Проклою[2].

Перед отправлением в вечную ссылку новопостриженной объявили в Тайной канцелярии, чтобы обо всем происходившем она молчала до могилы, под страхом смерти.

4 (15) мая 1735 года инокиню Проклу отправили в Введенский девичий монастырь, расположенном на берегу реки Исети в 30 саженях на юго-восток от Свято-Успенского Далматова монастыря Тобольской епархии, монастыри находились в селе Николаевском Тобольской провинции Сибирской губернии, ныне город Далматово — административный центр Далматовского района Курганской области. 26 июня (7 июля) 1735 года трое караульных солдат под командой сержанта Измайловского полка привезли на вечное поселение монахиню Проклу[3].

Какова была жизнь инокини Проклы в Сибири  —  неизвестно. Из донесения Тобольского Введенского монастыря от 6 (17) марта 1738 года видно, что девушка не смирилась со своей судьбой; там, в числе прочего, говорилось, что

«... монахиня Прокла ныне в житии своем стала являться весьма бесчинна, а именно: в церковь Божию ни на какое слово Божие не ходит; монашеское одеяние с себя сбросила и не носит; монашеским именем Проклою не называется…»

Это донесение вызвало строгий приказ из Санкт-Петербурга — держать княжну в монастыре в ножных железах, в которых водят каторжников, и «иметь под караулом неисходно»[2].

20 сентября (1 октября) 1742 года в монастырях был пожар, уничтоживший деревянные постройки обоих монастырей, настоятельница Введенского монастыря монахиня Тарсилла с сестрами были переведены в Теченское поселье Исетской провинции Сибирской губернии, принадлежавшее тогда Далматовскому монастырю, ныне село Верхняя Теча — административный центр Верхнетеченского сельсовета Катайского района Курганской области.

Неизвестно, как долго ещё тянулась неудавшаяся жизнь княжны Юсуповой и чем она закончилась, но из помянутых выше дел о Тимирязеве видно, что в 1746 году она еще была жива[2].

Монахиня Прокла умерла в 1762 году в Введенском монастыре в селе Верхняя Теча Исетской провинции Оренбургской губернии, погребена в монастырской ограде в ряду других монахинь[4][5]. В 1764 году монастырь упразднили. К 1819 году в поселье не осталось ни одной монахини. Могила не сохранилась.

Сломанная жизнь Прасковьи Григорьевны Юсуповой была описана в романе Валентина Пикуля «Слово и дело».

Братья и сёстры:

• Григорий Григорьевич (ум. 1737), полковник
• Сергей Григорьевич (ум. 1734), подполковник
• Борис Григорьевич (1695—1759), действительный тайный советник, камергер, сенатор.
• Мария Григорьевна (ум. 1738), монахиня

• Курдюмов М. Г. Юсупова, Прасковья Григорьевна // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
  • Мордовцев Д. «Русские женщины нового времени», СПб., 1874 г., отдел XVI, стр. 299—318. 
  •   «Описание документов и дел, хранящихся в архиве Священного Синода», том X, стр. 695, № 436.
  •  «Сборник биографий кавалергардов» 1724—1762 гг., стр. 51. 
  • Соловьев С. «История России с древнейших времен», книга IV, стр. 1599 (изд. «Общественной польза»).