Хунхузы

Основным районом деятельности хунхузов были Три восточные провинции (кит. 东三省, пиньинь Dōng sānshěng, паллад. Дун сань шэн) — Фэнтянь, Гирин и Хэйлунцзян. Несмотря на ограничения миграции, китайцы уже к сер. XIX в. составляли большинство населения региона. Они же были основным источником формирования хунхузничества. До 1878 г. это объяснялось бесправным положением нелегальных переселенцев, не только не получавших помощи в обустройстве на новом месте, но зачастую терявших имущество в результате произвола местных властей. Ссыльные преступники также прибывали в северо-восточные провинции из внутренних районов Китая с преимущественно китайским населением. После отмены особого статуса Маньчжурии туда хлынул поток переселенцев из перенаселённых и малоземельных провинций — прежде всего из Шаньдуна и Чжили (совр.Хэбэй). Шаньдунцы считались наиболее неблагонадёжным элементом, так как не располагали подъёмными средствами и чаще других мигрантов уходили в разбойники. Противоположность им составляли уроженцы пров. Шаньси, прибывавшие в Маньчжурию со стартовым капиталом и занимавшиеся торговлей: эта категория переселенцев редко встречалась среди хунхузов.[15] Одним из бандитских гнёзд Маньчжурии традиционно считались районы вдоль границы с Кореей. Начиная с XVII в. полоса шириной ок. 80 вёрст была выделена в качестве буферной зоны между двумя странами, не заселялась и к началу XIX в.стала прибежищем преступников, бежавших из соседних провинций Шаньдун и Чжили. Первоначально они были наиболее активны в нижнем и среднем течении р. Ялу, но по мере колонизации Маньчжурии оказались вытеснены в более северные, горные районы[16]. В пограничных горах хунхузы не только сохраняли активность даже в первой половине XX в., но в последний период существования империи Цин даже создали квази-государственное образование, пользовавшееся фактической автономией — «хунхузскую республику Цзяпигоу»[17]. В районах, примыкающих к корейской границе, среди хунхузов встречались этнические корейцы, однако их процент был незначителен.

В восточных районах Монголии, граничащих с китайской Маньчжурией, встречались хунхузы-монголы, однако их было немного, а чисто монгольские банды почти не встречались.[15]

В нач. XX в. в китайские преступные объединения Маньчжурии стали проникать подданные Российской империи. В 1902 г. г.Бодунэ был захвачен шайкой в несколько сот хунхузов, среди которых были русские: последние подъехали к запертым городским воротам и уговорили стражу открыть их. Разграбление города было пресечено сотней охранной стражи КВЖД, уничтожившей ок. 100 и захватившей 20 разбойников, 7 из которых оказались кавказцами[18]. Пик активности «русских хунхузов» пришёлся на первые годы после окончания Русско-японской войны. Этому способствовало общее падение уровня жизни в послевоенной Маньчжурии; экономический кризис, вызванный эвакуацией массы военных-потребителей товаров и услуг; хроническая слабость китайских властей и сокращение военно-полицейских средств, находившихся в распоряжении русской администрации полосы КВЖД. В этих условиях масса «тёмного люда», наводнявшего тылы русской армии во время войны, частично развила самостоятельную криминальную деятельность, а частично вступила в союз с китайской преступностью. В июле 1906 г. смешанная кавказско-китайская банда похитила в Харбине китайского купца, получив выкуп в размере более 20 тыс. руб. В сентябре того же года в Харбине кавказцами был ограблен китайский банкирский дом, а спустя несколько дней — поезд КВЖД[19]. В апреле 1907 г. участие «беглых русских» в шайках хунхузов стала предметом переписки начальника Заамурского округа погранстражи Н. М. Чичагова с русским посланником в Пекине Д. Д. Покотиловым. Несмотря на это в мае того же года станция Пограничная дважды подвергалась налётам банды из 40-50 китайских хунхузов и 20 «черкесов»: в результате был смертельно ранен начальник охраны станции ротмистр Иванов. После этого случая Генконсул России в Харбине В. Ф. Люба заявил посланнику в Пекине о необходимости срочных мер по выдворению из полосы отчуждения КВЖД «неблагонадежного кавказского элемента». Среди «русских хунхузов» встречались не только кавказцы: весной 1907 г. в окрестностях Харбина была обезврежена банда русских разбойников, возглавлявшаяся женщиной. В ноябре того же года на Восточной линии КВЖД китайскими военными был задержан рядовой 15-й роты железнодорожного батальона Заамурского округа погранстражи Ипарин, незадолго до того покинувший часть вместе с ещё одним солдатом и укравший при этом 15 винтовок. Оба дезертира примкнули к хунхузам, действовавшим в районе станции Мулин.[20]. В полосе отчуждения Южно-Маньчжурской железной дороги, с 1905 г. находившейся под японским контролем, большое распространение получила криминальная деятельность японцев. Некоторые из них возглавляли на территории Китая крупные хунхузские формирования — это относится прежде всего к Кохината Хакуро (1900—1982) и Синъитиро Нонака (?-?)[21]. Их банды сотрудничали с японскими военными и разведывательными структурами, укрываясь на территориях, контролируемых японцами на основании Портсмутского договора[22].

Во время Первой мировой войны части немецких и австрийских военнопленных, находившихся в Сибири и Приамурье, удалось бежать на территорию Маньчжурии. Есть сведения, что некоторые из них также могли вступить в ряды хунхузов[23].

Отличительной чертой хунхузничества была его организованность: разбойники-одиночки среди «краснобородых» практически не встречались[24]. Количество хунхузов в шайке могло колебаться от 3-5 до нескольких сотен. Мелкие шайки не могли претендовать на крупную добычу и активнее преследовались войсками. Крупные испытывали трудности в снабжении провизией, поэтому наибольшее распространение получили банды из 30-50 чел[25]. Несмотря на то, что все члены банды считались братьями, их права не были равными и чётко определялись положением на иерархической лестнице. Во главе банды стоял атаман — он мог быть избран полноправными членами шайки или сформировать её вокруг себя, как харизматичный лидер. В любом случае его власть носила абсолютный характер, а неповиновение каралось смертью. Вторую ступень в иерархии банды занимал ближайший помощник главаря, чаще всего занимавший его место в случае болезни, ареста или смерти. Далее шли «офицеры»: начальник передового отряда, начальник арьергарда, заведующий хозяйством, интендант-снабженец и секретарь (последний присутствовал в случае, если атаман и все «офицеры» были неграмотными). Следующую ступень занимали полноправные члены банды — хунхузы со стажем. Низшие слои хунхузского общества составляли новички, которые приходили в банду по рекомендации её членов. Они были обязаны выдержать испытательный срок и пройти проверку боем. На время испытания новички не имели право на оружие[26].

Под властью одного атамана могли объединяться несколько банд. Кроме того, несколько банд с независимым командованием могли вступать в соглашения — например, с целью объединения сил для отдельных операций[15].

Во 2 пол. XIX в. крупные объединения хунхузов имели чётко разработанное «законодательство». От современных криминальных «понятий» оно отличалось тем, что фиксировалось в письменном виде и жёстко регламентировало все сферы жизни банды, опираясь на систему поощрений и наказаний. «Законы» выходили за рамки чисто бандитской деятельности, поскольку хунхузничество включало социальные аспекты — прежде всего, совместное выживание в малоосвоенных районах Маньчжурии. В этом отличие хунхузов от бандитов других регионов Китая того же времени. Сплочению членов хунхузского сообщества способствовал особый тайный язык (кит. 黑话, пиньинь Hēihuà, паллад. Хэйхуа), основанный на иносказаниях и включавший многочисленные заимствования из языков соседних народов. Усвоение этого арго было одним из обязательных условий адаптации новых членов шайки[27].

Банды делились на оседлые и бродячие. Оседлые, как правило, были крупнее, базировались в труднодоступных горно-таёжных районах, вели хозяйство и не трогали местное население (ограничиваясь регулярным взиманием небольшой дани деньгами или провизией). Вылазки предпринимались ими только на дальнее расстояние и только в случае, если набег сулил богатую добычу. Целью налёта избирались предприятия, располагавшие крупными суммами наличных (ломбарды, ханшинные заводы и т. п.). Как правило, подобные экспедиции предпринимались летом, так как в этот период растительность (в том числе посевы гаоляна) позволяла большому числу бандитов незаметно подбираться к намеченной цели[28]. Бродячие банды были более компактны, мобильны и лучше вооружены. Их «промысловый сезон» открывался с установлением зимнего пути, когда на дорогах Маньчжурии открывалось массовое движение торговых караванов. Кроме того, зима давала возможность беспрепятственного форсирования крупных рек по льду.

Хунхузы уделяли большое внимание вооружению, используя любой способ для его улучшения. В связи с этим в ряды банд охотно принимались дезертиры цинской армии, имевшие при себе современное оружие. Если холодное и примитивное огнестрельное оружие (равно как и дымный порох) хунхузы могли изготавливать самостоятельно, то оружие западного образца получали только со стороны — от дезертиров, путём покупки или кражи. Хунхузы предлагали высокую цену коммерсантам, готовым снабжать их оружием и боеприпасами. В 1880 г. владивостокский купец Кайзер (иностранный подданный) на собственном судне доставил из Сан-Франциско партию винтовок американского производства, которые продал китайцам в районе Посьета[29]. В конце 1906 г. в Харбине был задержан гражданин Франции, организовавший сбыт хунхузам револьверов[20]. По сведениям разведки Заамурского округа погранстражи, продажей оружия хунхузам в годы I-й МВ занимались германские фирмы, работавшие в Маньчжурии[30]. Нападения хунхузов с целью захвата оружия носили дерзкий характер: в сентябре 1902 г. на 1071-й версте КВЖД бандитами, проникшими на пост охран.стражи Груша под видом рабочих, были убиты 4 и тяжело ранен 1 стражник.[29] В зависимости от направления деятельности хунхузы предпочитали разное оружие. «Работавшие» на железной дороге использовали кинжалы и револьверы, бродячие банды стремились вооружаться винтовками с большой прицельной дальностью стрельбы[31].

Качественный скачок в вооружении хунхузов произошёл в результате Русско-японской войны: большое количество оружия было подобрано предприимчивыми людьми на полях сражений, а также куплено и украдено на складах — особенно во время эвакуации русской армии. Товар хранился в укромных местах и доставлялся покупателям в повозках под грузом сена или зерна. В 1906 г. в Харбине винтовки шли от 50 до 200 рублей в зависимости от системы («3-линейки» ценились выше всего), револьверы — от 40 до 70 руб., а патроны можно было купить по цене от 25 коп. до 1 рубля за штуку.[20] Хунхузы, действовавшие вдоль корейской границы, к 1907 г. «почти поголовно вооружились русскими 3-линейными винтовками, взятыми на полях битв и распроданных самими японцами». В этом районе Маньчжурии (совр. пров. Цзилинь) стоимость винтовки доходила до 100 руб[32]. Русское армейское оружие после войны 1904—1905 гг. получило распространение и среди хунхузов Уссурийского края[33]. Японское оружие попадало в руки хунхузов из тех же источников, а также поставлялось самими японцами в обмен на отказ шаек от действий в полосе японских железнодорожных интересов. При этом бандам предоставляли не только оружие и боеприпасы, но и инструкторов, занимавшихся с хунхузами стрелковым делом и тактикой[34].

Тактика хунхузов основывалась на мобильности (в случае с бродячими бандами), отличном знании местности и безупречном владении оружием. Несмотря на дороговизну боеприпасов, хунхузы расходовали огромное их количество в тренировочных целях. Для повышения выносливости члены банд обязаны были постоянно носить боеприпасы в патронташах общим весом до пуда (16 кг). Важную роль играли чёткое распределение обязанностей внутри банды и наличие разветвлённой разведывательной сети (включавшей хунхузов-разведчиков и информаторов из числа городского и сельского населения). При вылазках широко использовались лошади, отобранные у крестьян и менявшиеся тем же способом в случае многочасовой скачки. При активных действиях хунхузами широко применялись засады и маскировка, а при обороне стоянок — полевые укрепления в виде земляных валов и частоколов (кит. 地营子, пиньинь Dì yíng zi, паллад. Диинцзы), окружённых полосой открытого пространства. В своих действиях хунхузы широко опирались на местное население, которое помогало им по принуждению, из корыстных соображений или по долгу побратимства[35]. Одним из последствий русско-японской войны в Маньчжурии было распространение среди хунхузов современных военных знаний. Пограничный комиссар Южно-Уссурийского края Е. Т. Смирнов в 1907 г. писал: «Теперь хунхузы имеют понятие о новом военном строе, наступают и отходят цепями, умеют возводить траншеи и засеки и проч., научившись этому во время войны от японцев и русских»[36]. Этот процесс привёл к появлению в конце 1910-х — нач.1920-х гг. т. н. «преступных солдат» (кит. 兵匪, пиньинь Bīng fěi, паллад. Бинфэй), объединённых в крупные банды, вооружённые и организованные по армейскому образцу — вплоть до использования форменной одежды и полевого снаряжения[37].

Хунхузы в основном занимались угоном скота, разбоями, контрабандой, нелегальной добычей золота и других ресурсов. В 80-е годы XIX, после очередной волны китайской иммиграции, резко увеличились случаи преступлений китайцев против личности (разбой, грабежи, убийства)[1].

В начале XX века хунхузы занимались поборами с местного населения, рэкетом приезжих купцов, похищениями с выкупом, были также попытки договориться о «крышевании» КВЖД. По свидельству барона фон Гюйнинген-Гюне, «фирма Скидальского во Владивостоке, занимающаяся экспортом кедрового леса и владеющая здесь восемью паровыми лесопильнями, должна в будущем году уплатить хунхузам целых 20 тыс. рублей. Если же не заплатить, её надсмотрщикам перережут глотки, как уже случилось однажды, когда дань не была уплачена вовремя. Все проезжие купцы тоже обязаны платить дань, чтобы сберечь свои шкуры. Кто не платит, того берут в плен и предоставляют выбор — дать за себя выкуп или быть повешенным.» [38]