Тиара Сайтаферна

Фальшивая история предмета была вдохновлена, в частности, найденной в 1822 году в Ольвии подлинной мраморной плитой, на которой был начертан «Декрет Протогена» (хранится в одном из музеев Петербурга). Текст на плите восхвалял гражданина Протогена, в частности, за то, что трижды от имени города откупался от скифского царя Сайтафарна, выделяя 400, 300 и 900 золотых монет на дары, которые тот требовал.

«Совет и народ постановили 20-го числа, архонты и семь предложили: (…) Протоген, унаследовав от отца благосклонность к народу, всю жизнь продолжал говорить и действовать лучшим образом: во-первых, когда царь Саитафарн прибыл в Канкит и требовал даров, [дававшихся ему по случаю] проезда, а общественная казна была пуста, он по просьбе народа дал 400 золотых; (…) и когда отдано было на откуп снаряжение посольства в резиденцию царя [Саитафарна] по постановлению, (…) то Протоген, увидя, что город подвергнется большим неприятностям, сам, явившись в собрание, дал эти 300 золотых; (…); и когда царь Саитафарн явился на ту сторону за дарами и архонты, созвав народное собрание, объявили о прибытии царя и о том, что в казне нет никаких сумм, Протоген, выступив, дал 900 золотых…»[3]

Нижний кусок плиты был отбит, и на ней мог располагаться какой угодно текст, что и вдохновило поддельщиков[4].

Когда археолог Адольф Фуртвенглер выступил с обличением подделки, он указывал, что создатель тиары не сумел точно передать античную пластику и допустил большую ошибку, выгравировав богов ветров (Борея, Нота, Зефира и Евра) детьми, тогда как они в античном искусстве изображались атлетичными взрослыми[5]. Также он нашел, откуда ювелиром были взяты изображенные мотивы, и это оказались памятники самых разных эпох и мест — ожерелье V века до н. э. из Тамани, вазы из Южной Италии, изделия из Керчи, т. н. щите Сципиона (Лувр), и проч.[4]

Позже Рухомовский рассказывал, что заказчик приносил ему в качестве образцов «Русские древности в памятниках искусства» И. И. Толстого и Н. Кондакова (1891), «Картинный атлас всемирной истории» Людвига Вейссера (1860, de)[6], репродукции с щита Спициона и гравюры Джулио Романо с фресок Рафаэля.

Среди источников изображения нашли и медаль, найденную в французском регионе Рона в 1656 году.

В 1895 году в одной из венских газет появилась краткая заметка о том, что крымские крестьяне сделали необычайное открытие, но, возможно, спасаются бегством от России, опасаясь, что правительство конфискует их находку[9]. В начале 1896 года Гохманы вывезли готовую тиару в Европу. Сначала она была предложена директорам венского Императорского музея Бруно Бухеру (de) и Гуго Лейшнингу. Экспертами выступили крупнейшие венские археологи и искусствоведы, которые подтвердили подлинность предмета, однако у музея не нашлось нужной суммы.

Вскоре после этого Шепсель Гохман передал её венскому антиквару Антону Фогелю[10][11] и маклеру Шиманскому (Szymanski), а сам уехал на родину. Известно, что кем-то из них покупку предложили Британскому музею, но те отвергли[12]. В марте оба венца приехали в Париж и показали тиару сотрудникам Лувра — директору музейного департамента изящных искусств Альберту Кемпфену (fr) и руководителю отдела античного искусства Антуану Эрону де Вилльфоссу (fr).

Качество работы было столь высоким, что Кемпфен, де Вильфос и ряд крупнейших учёных Франции: Саломон Рейнах, Теодор Рейнах, Мишон, Бенуа, Молинье — безоговорочно признали тиару подлинной. Тиара была приобретена Лувром 1 апреля за огромную по тем временам сумму в 200 000 франков (около 50 000 рублей), которую помогли собрать меценаты Корройе и Теодор Рейнак, поскольку на трату госсредств требовалось специальное разрешение парламента Франции (было получено задним числом, чтобы вернуть деньги меценатам).

Тиару с помпой выставили в зале античного искусства. Однако вскоре появились сомнения[2].

Один из известнейших археологов своего времени — Адольф Фуртвенглер выступил с обличением подделки[13]. По его словам, создатель тиары не сумел точно передать античную пластику и допустил ошибки в выборе источников сцен (см. раздел выше). «Прежде всего, всмотритесь в фигуры короны, в их движения, жесты, лица, одеяния. Разве это стиль античной пластики? Ведь это провинциальные актёры, подменяющие врожденную грацию и благородство древних героев театральным пафосом»[4]. Его статья вышла в августе 1896 года, вскоре после сделки, в журнале «Revue Cosmopolis». Теодор Рейнак ответил ему яростной статьей в Gazette des Beaux-arts, защищающей тиару[14]. В газетной полемике, поскольку профессор был немцем, французы объявили, что его мотивы были продиктованы злобой.

О возможности подделки заявили российские археологи. А. Н. Веселовский в «Новой газете» написал: «Эта тиара могла быть просто сфабрикована в Очакове, где имеются специалисты по этой части»[1][15].

Директор Одесского музея, сильно пострадавшего от этой же артели, Эрнст фон Штерн, 2 августа 1896 года на X археологическом съезде в Риге выступил с подробным докладом «О подделках классических древностей на юге России» и рассказал о деятельности Гохманов и других фальсификаторов. По его словам, сам тиару он не видел, но опубликованные данные и рисунки вызывают большое подозрение.

Одесский ученый Александр Бертье-Делагард в записках Одесского Императорского общества истории и древностей писал[4]: «Вероятно ли, даже возможно ли, чтобы ольвийцы осмелились грозному царю написать на лбу такую штуку? Поистине, подобная идея может прийти в голову только современному поддельщику». Позже, осмотрев экспонат в Лувре, он сообщал: «Я с особым удовольствием готов был бы признать свое мнение ошибочным, а тиару подлинною, но довольно тщательный осмотр не поколебал моего мнения. И мне остается сделать лишь следующее дополнение — работа тиары вообще превосходна, самого тонкого чекана и лучше, чем было все до сих пор виденное в поддельных вещах. Едва ли такой рисунок и чекан возможны в Одессе, так что поневоле приходиться придать значение ходящим у нас слухам, указывающим на Вену как на место подделок».

В начале 1897 года Фогель и Шиманский в Вене были привлечены к суду Гохманом[16], поскольку они не так поделили прибыль, выделив владельцу тиары меньше, чем он рассчитывал. Гохман получил 86 тыс. франков, посредники Шиманский и Антон Фогель — по 40 и 74 тыс. комиссионных. В Одессе тем временем кишиневский коллекционер П.Суручан обвинил Ш. Гохмана в продаже ему подделок, привлек к суду и пригласил в качестве эксперта директора фон Штерна. Тогда впервые всплыла фамилия Рухомовского, о котором стали говорить как об авторе тиары. В 1897 году французский «Журналь де деба» опубликовал письмо Рухомовского, в котором тот категорически отрицал свое авторство[17].

Однако научные публикации, доклады и русские слухи и суды оставались уделом лишь узкой публики. Лувр не обращал на них особого внимания, хотя 28 ноября 1896 года Паскаль Груссе (Андре Лори), депутат от департамента Сены, сделал запрос в Национальном собрании насчет того, что сомнительные вещи не должны покупаться и экспонироваться в Лувре, однако результатов этот запрос не имел[4].

Потребовалось воздействие массовой прессы, которое случилось только спустя семь лет. В марте 1903 года монмартрский скульптор, работавший под именем Родольф Элина, настоящее имя Анри Майенс (Rodolphe Elina; Henry Mayence)[18] был привлечён к ответственности за подделку картин художника Анри Пийя (fr). И вдруг он заявил судебному следователю, что намерен отомстить «миру художественных экспертов, торговцев и антикваров»[4] и разоблачить все подделки. Он начал с того, что объявил тиару (назвав её «короной Семирамиды») своей работой 19 марта 1903 года[19] во французской газете «Le Matin». По его словам, подделку ему в 1884 году заказал некий господин Шпицен, заплативший за неё 4500 франков. (Позже Майенс заявил, что это было шуткой). Эта статья повлекла за собой цепную реакцию. За три дня, с 19 по 21 марта, в Лувре побывало более тридцати тысяч человек, чтобы посмотреть вдруг прославившийся предмет[17].

В той же газете вышла более подробная заметка 22 марта[20], где Элина говорил: «Наши национальные музеи вместо подлинных предметов искусства закупают подделки. Знаменитая тиара скифского царя Сайтоферна — тоже подделка. Я сделал макет этой короны, а золотых и серебряных дел мастер Барон (Baron) сделал эту корону из чеканного золота под моим руководством». 23 марта эмигрировавший из Одессы парижский ювелир К. Лифшиц опубликовал «Le Matin» ответное письмо, адресованное Элина[21]: «Милостивый государь, я прочел вашу статью о тиаре Сайтаферна и решаюсь писать вам в целях восстановления истины. Я могу вас уверить, что тиара была сработана моим другом Рахумовским. Я жил в Одессе в 1895 году и до мая 1896 года. Я часто навешал моего друга и видел много раз, как он работал в своей мастерской над этой пресловутой тиарой. … С. Лифшиц»[1]. По его словам, ювелир изготавливал не подделку, а чей-то частный заказ. Слова Лифцица подтвердила жившая когда-то в Одессе госпожа Нагеборг-Малкина, чье письмо было напечатано в той же заметке.

Лувр не поверил Лившицу, однако под давлением общественности из-за излишнего внимания тиара, которая не сходила с первых полос газет[22], была убрана из экспозиции[23], а правительство создало специальную комиссию для расследования дела во главе с Клермоном-Ганно. Французские газеты подняли старую научную полемику, например, Le Figaro напечатало выдержки из статьи Веселовского[15]. Выяснилось также, что ученые Орешников, Штерн и Кизерицкий неоднократно информировали Лувр о своей уверенности в подделке, однако музей их игнорировал[17]. 23 марта Совет национальных музеев Франции собрался на экстренное секретное совещание и после длительного заседания министр Шомье передал официальное коммюнике: «Министр народного просвещения решил создать комиссию с целью рассмотрения подлинности объектов наших национальных собраний»[17].

Телеграмма от 25 марта из Одессы, опубликованная в газете Le Figaro[24]:

«Гравер Израиль Рахумовский, живущий на Успенской ул., в доме 36 , категорически заявил, что он сделал тиару, заказанную ему в 1896 г одним жителем г. Керчи и попавшую впоследствии в Лувр. Рахумовский готов ехать в Париж, если на поездку ему будет выдано 1200 фр».

"Одесские Новости" 28 марта 1903 года напечатали репортаж о местной знаменитости: «Талмуд говорит, — сказал нам своим литовским акцентом г. Рухомовский, — что для каждого человека в свое время наступит его час. Для меня мой час наступил теперь. … Я не отрицаю своего участия, но вместе с тем не могу подтвердить, что эта тиара та самая, которую делал я. На этих днях я выезжаю в Париж, по собственному моему желанию, и когда увижу тиару, тогда все кому следует расскажу…»[1]

Вскоре Рухомовский, которому оплатило расходы французское консульство в Одессе, приехал в Париж. Ювелир прибыл в апреле 1903 года тайно от журналистов, под именем Барде. Он привёз другие свои произведения (свои изделия, в частности ритон, золотую группу из двух фигур, Афины и Ахиллеса), а также рисунки и формы тиары для доказательства собственной работы. Кроме того, он назвал состав сплава и соглашался по памяти повторить любой фрагмент тиары, что и сделал в присутствии свидетелей 5 апреля 1903 года. На просьбу назвать имя организаторов аферы он рассказал неправдоподобную историю о купце из Керчи, о Гохманах он умолчал. В своих воспоминаниях он так описывал данное событие: «Еще не видя самой тиары, я этим господам описал её самым подробнейшим образом, указав все изъяны, специально мной сделанные; представил фотографические снимки, которые заказал в Одессе после того, как её изготовил; представил даже гипсовые модели горельефов, указав при этом, в каких именно книгах они помещены. Я, наконец, по их требованию выписал из Одессы свои инструменты и у них на глазах этими инструментами точнейшим образом воспроизвел один из рисунков на тиаре. И всего этого этим господам мало! Неужели я должен сделать новую тиару, чтобы они поверили? Я сомневаюсь, впрочем, что эти господа и тогда убедятся — по той простой причине, что они просто не хотят быть убежденными»[4].

К ответственности ювелир не был привлечён, так как не продавал эту тиару в Лувр и, более того, 26 мая его наградили золотой медалью III степени «Салона декоративных искусств»[2]. Уменьшенная копия тиары экспонировалась на выставке Салона французских художников в Париже в 1904 году[6].

Расследование комиссии продолжалось два месяца, после чего тиару передали из зала античного в зал современного искусства. Из-за скандала Альберт Кемпфен оставил должность директора французских национальных музеев.

Эта история привлекла огромное внимание публики. Торговцы продавали открытки, сувениры и копии и тиары, она привлекла внимание Барнума[14], об этом рисовали карикатуры и пели в кабаре. В 1909 году Морис Леблан вдохновился ею при написании романа «Полая игла».

Петербургская газета «Новое время» 7 мая 1903 года пишет: «О Рухомовском говорит весь Париж, печатают его портреты, его зовут в компаньоны известные купцы, его произведения принимают в Салон и становятся приманкой для толпы, его провозглашают чуть ли не современным Бенвенуто Челлини! Это сказка из „Тысячи и одной ночи“. Но мораль её так не моральна, что может привести в уныние кого угодно. В самом деле, что это такое! Пока человек честно и с любовью трудился, на него никто не обращал внимания. А сделал подделку, и земные блага посыпались на него, как из рога изобилия. Между тем, обрати люди вовремя должное внимание на этого даровитого самоучку, из него вышел бы выдающийся художник. Теперь, боюсь, он не сделает другого шедевра, кроме поддельной тиары Сайтоферна…»[4]

В апреле всплыли имена посредников, из которых Шиманский уже скончался[25].

Рухомовский эмигрировал во Францию в 1909 году вместе со своей семьей, где благополучно пережил ужасы революции. Лейба Гохман позже был судим за попытку продать коллекционеру Лемеш-Лемешинскому якобы древнегреческие монеты, получил полтора года[8]. Вообще он переключился на подделки из серебра, которые реализовывал вполне успешно. А его старший брат после скандала отошел от дел[17]. Лейба после революции эмигрировал в Берлин и возможно вывез туда некие объекты, которые оказались в музеях Европы и вызывают подозрение у исследователей скифского искусства, например, серебряный позолоченный ритон в форме кабаньей головы, купленный Лувром в 1962 году[17].