Пильняк, Борис Андреевич

Родился в 1894 году в Можайске, в семье ветеринарного врача Андрея Ивановича Вогау, происходившего из немцев-колонистов Поволжья и родившегося в Екатериненштадте. Мать — Ольга Ивановна Савинова, родилась в семье саратовского купца.

Детство и юность Пильняка прошли в окружении земской интеллигенции в провинциальных городах России — Можайске, Саратове, Богородске (современном Ногинске), Нижнем Новгороде, Коломне.

В 1894—1904 гг. Борис Андреевич жил в Можайске (в 1910-м году дом Вогау продан).

В 1904—1912 гг. он живёт в Богородске (Ногинске).

В 1913 окончил реальное училище в Нижнем Новгороде. В 1920 окончил Московский институт народного хозяйства имени Карла Маркса. С 1924 года жил в Москве.

Пробовать писать начал в 9 лет. В марте 1909 года было опубликовано его первое сочинение. Профессиональная карьера началась в 1915 году, когда в журналах и альманахах «Русская мысль», «Жатва», «Сполохи», «Млечный путь» напечатали ряд его рассказов — уже под псевдонимом Бор. Пильняк (от украинского «Пильнянка» — место лесных разработок; в харьковской деревне под таким названием, где он бывал у дяди Александра Ивановича Савинова, жители назывались «пильняками»).

В 1918 году выходит первая книга Пильняка — «С последним пароходом». Затем «Голый год» (1922), «Машины и волки» (1925), «Волга впадает в Каспийское море» (1930), «О’кей! Американский роман» (1931), «Соляной амбар» (1937) и др.

В 1920-е годы Пильняк сближается с Троцким. «В очерке, посвящённом Пильняку и Замятину, сын Пильняка, говоря о в целом отрицательном отношении обоих писателей к большевистским вождям, заметил: „Только для Троцкого и Луначарского делали они исключение, видя в них людей образованных, причём и тот и другой были писателями и безусловными сторонниками литературного плюрализма..“», — отмечает Борис Фрезинский[1]. Когда в 1922 году с продажи был снят сборник Пильняка «Смертельное манит» с вызвавшей нарекания повестью «Иван да Марья», Троцкий добился отмены этого решения через секретариат ЦК, заручившись поддержкой Каменева[2].

В 1924 году Пильняк был упомянут И. В. Сталиным в цикле лекций «Об основах ленинизма», где отмечалось, что в творчестве писателя нашли отражение негативные явления в партийной среде: «Кому не известна болезнь узкого практицизма и беспринципного делячества, приводящего нередко некоторых „большевиков“ к перерождению и к отходу их от дела революции? Эта своеобразная болезнь получила своё отражение в рассказе[комм. 1] Б. Пильняка „Голый год“, где изображены типы русских „большевиков“, полных воли и практической решимости, „функцирующих“ весьма „энергично“, но лишённых перспективы, не знающих „что к чему“ и сбивающихся, ввиду этого, с пути революционной работы»[3].

В 1926 году Пильняк пишет «Повесть непогашенной луны» — на основании распространённых слухов об обстоятельствах смерти М. Фрунзе с намёком на участие И. Сталина[4][5]. Повесть была опубликована в майском номере журнала «Новый мир», который через два дня изъяли из продажи. На это произведение Пильняк также заключил договор с Государственным издательством, где оно должно было выйти в шестом томе собрания сочинений писателя, и получил аванс 3 450 рублей[2]. Сам писатель в предисловии, написанном по просьбе редактора журнала Воронского, отмечал: «Фабула этого рассказа наталкивает на мысль, что поводом к написанию его и материалом послужила смерть М. В. Фрунзе. Лично я Фрунзе почти не знал, едва был знаком с ним, видел его раза два. Действительных подробностей его смерти я не знаю — и они для меня не очень существенны, ибо целью моего рассказа никак не являлся репортаж о смерти военаркома. Всё это я нахожу необходимым сообщить читателю, чтобы читатель не искал в нём подлинных фактов и живых лиц»[6].

В июньском номере «Нового мира» была опубликована разгромная рецензия на повесть, названную контрреволюционной и порочащей партию. Однако Пильняк узнал об этом, только вернувшись из поездки в Азию (Китай, Япония)[2].

10 октября 1926 года он по совету коллег обращается за помощью к председателю СНК СССР А. И. Рыкову: «Когда я, вернувшись из-за границы, услыхал, как принят был рассказ общественностью, ничего, кроме горького недоумения, у меня не было, потому что никак, ни на одну минуту я не хотел написать вещи, „оскорбительной памяти т. Фрунзе“ и „злостно клевещущей на партию“, как было написано в июньском „Новом мире“… Я являюсь писателем, имя которого рождено революцией, и вся моя судьба связана с революционной нашей общественностью; я прошу Вашей помощи в том, чтобы я мог быть восстановлен в правах советского писателя»[2].

На этом письме Молотов поставил резолюцию, что Пильняка надо год не печатать в трёх ведущих журналах, но печатать в других, а Сталин написал: «Пильняк жульничает и обманывает нас»[2].

Пильняк продолжал искать поддержки в редакции «Нового мира», «Известий», убеждая, что его намерением было показать, «как индивидуальность всегда подчиняется массе, коллективу, всегда идёт за колесом коллектива, иногда гибнет под этим колесом». В первом номере «Нового мира» за 1927 год было опубликовано покаянное письмо Пильняка.

В итоге 27 января 1927 года было принято специальное постановление Политбюро ЦК ВКП (б) о Б.Пильняке, в котором решение ПБ от 13 мая 1926 г. (пр. № 25, п. 22, подпункт «д») о снятии Пильняка со списков сотрудников ведущих литературных журналов «Красная новь», «Новый мир» и «Звезда» было отменено.

Пильняк был самым издаваемым советским писателем и в 1929 году возглавил Всероссийский союз писателей, ставший структурой для поддержки «новой элиты», властителей дум советского общества. «Членский билет писательской организации нужно было иметь обязательно. Он давал возможность обладать статусом писателя официально, публиковать свои произведения, пользоваться теми или иными благами и привилегиями», — отмечает кандидат исторических наук, автор диссертации и монографии о быте советских писателей В. А. Антипина[7]. «В Союзе писателей существовало настроение, что было бы хорошо, если бы литература получила отставку от партии, — признавался впоследствии Б.Пильняк. — Обсуждая на наших нелегальных собраниях положение в литературе и в партии, мы всеми мерами, прикрываясь политикой внепартийности, чистого искусства и свободного слова, пытались доказать гнёт цензуры, зажим литературы со стороны партии… Для характеристики СП надо сказать, что в нём не было партийной ячейки»[2].

В 1929 году отстранён от руководства Всероссийским Союзом писателей за публикацию в Берлине повести «Красное дерево». Сам союз был вскоре ликвидирован как антисоветская организация. «Красное дерево» как будто легально было передано берлинскому русскому издательству по каналам ВОКС, утверждает автор. Пильняк пишет письмо Сталину: «Иосиф Виссарионович, даю Вам честное слово всей моей писательской судьбы, что если Вы мне поможете сейчас поехать за границу и работать, я сторицей отработаю Ваше доверие. Я прошу Вас помочь мне. Я могу поехать за границу только лишь революционным писателем. Я напишу нужную вещь… Я должен говорить о моих ошибках. Их было много… Последней моей ошибкой было напечатание „Красного дерева“»[8]. Пильняк был прощён, повесть впоследствии была включена в роман «Волга впадает в Каспийское море», опубликованный в СССР в 1930 г. «Не так давно Пильняк за границей издал контрреволюционное „Красное дерево“. „Красное дерево“ он сейчас переделал, отшлифовал и сделал роман „Волга впадает в Каспийское море“. Но даже при поверхностном чтении видно, что это поверхностная перелицовка, видно, что у Пильняка за красными словами скрывается белая сердцевина», — отмечал Л. Шемшелевич в Дискуссии о «Тихом Доне» в Ростовской ассоциации пролетарских писателей[9].

Его ежемесячный доход составлял 3200 рублей — в десять раз больше, чем у простого рабочего, и даже после уплаты довольно высокого подоходного налога (1200 рублей) в активе оставалась солидная сумма. Он имел личный автомобиль, как и многие советские писатели, — такой привилегией в советской стране не обладали даже высшие должностные лица, пользовавшиеся служебными автомобилями[7].

Борис Пильняк объехал буквально весь мир: Европа, Америка, Япония, Китай, пребывая за рубежом по несколько месяцев. Первой его поездкой был вояж в 1922—1923 годах в Германию и Англию, после чего появились «Английские рассказы»[8].

Пильняка переводили и публиковали за рубежом, и он объяснял необходимость зарубежных поездок тем, что «переводчики его безбожно обворовывают», а в противном случае он мог бы заплатить с гонораров Госбанку «тысячу-полторы инвалютных рублей в год». «Мне казалось, что именно для того, чтобы окончательно исправить свои ошибки и использовать моё положение для революции, мне следовало бы съездить за границу, — тем паче, что это было у меня в обычае, так как с 1921-го года, когда я впервые был за границей, я переезжал советские границы четырнадцать раз, а сейчас не был там с 1928-го года», — убеждал он Сталина в письме от 4 января 1931 года. Сталин ответил положительно, после чего Пильняк отбыл в США на несколько месяцев[2].

Весной 1934 года Пильняк ходатайствует о поездке за границу уже вместе с третьей женой, студенткой ВГИКа К. Г. Андроникашвили, с 15 мая, для посещения Латвии, Эстонии, Финляндии, Швеции и Норвегии. «В Латвии, Эстонии и Финляндии я сделал бы доклады в связи с продлением пактов о ненападении, что находит целесообразным отдел печати НКИД, где и возникла мысль о моей поездке. Швецию и Норвегию я никогда не видел и хотел бы написать о них для советского читателя, равно как написал бы и о лимитрофах, бывших российских губерниях». Он поясняет, что жена за рубежом никогда не бывала, а «будущему советскому режиссёру надо знать заграницу»[2].

Запись в метрической книге о крещении Бориса Пильняка из можайского музея

28 октября 1937 года был арестован. В справке на арест указывалось на связь Пильняка с троцкистами, на то, что Пильняк из личных средств оказывал помощь К.Радеку и другим троцкистам во время их ссылки. Ему инкриминировалось также влияние на Б. Пастернака, с которым «в 1935 г. они договаривались информировать французского писателя Виктора Маргерита (подписавшего воззвание в защиту Троцкого) об угнетённом положении русских писателей. В 1936 г. Пильняк и Пастернак имели несколько законспирированных встреч с приезжавшим в СССР Андре Жидом, во время которых тенденциозно информировали Жида о положении в СССР. Несомненным является, что эта информация была использована Жидом в его книге против СССР»[2].

Во время следствия Пильняк не признал себя троцкистом, однако под пытками сообщил, что с первой поездки в Японию в 1926 г. был связан с профессором Йонекава, офицером Генерального штаба и агентом разведки, через которого вёл шпионскую работу[2]. В своих показаниях он ссылался на пагубное влияние Воронского, представив его инициатором написания «Повести непогашенной луны», организатором писательских групп «Перевал» и «30-е годы», последняя из которых хотя и распалась, но продолжала действовать и собираться неформально[2].

21 апреля 1938 года осуждён Военной коллегией Верховного Суда СССР по обвинению в государственном преступлении — шпионаже в пользу Японии — Пильняк был приговорён к смертной казни за измену родине и расстрелян в тот же день в Москве.

По мнению Я. Л. Рапопорта, позднее осужденного по «делу врачей», дело Пильняка было сфабрикованным[10] .

Реабилитирован в 1956 году.

Борис Пильняк упоминается в известном открытом обвинительном письме И. В. Сталину Фёдора Раскольникова[11].

В СССР с 1938 по 1975 годы книги Пильняка не издавались. В 1964 году журнал «Москва» опубликовал главы из романа «Соляной амбар».