Мальцева, Надежда Елизаровна

Писать стала очень рано. Так же рано начала Мальцева и печататься: сперва в московском ежегодном альманахе «День поэзии» (1962), куда её стихотворение отнес С. Кирсанов, а затем — в журнале «Юность» появилась её подборка из пяти стихотворений (все до единого были изувечены редакцией и цензурой). В том же номере журнала по настоянию Е. Евтушенко на с. 68 были напечатаны 12 строк Л. Губанова (отрывок из поэмы «Полина» — «Холст тридцать семь на тридцать семь», под заголовком «Художник»). Публикации Губанова и Мальцевой вызвали яростную статью А. Маркова «Открытое письмо поэтам-дебютантам», перепечатанное «Крокодилом» и «Литературной газетой». Хотя «Юность» в № 12 за тот же год и опубликовала «Открытое письмо юмористу-дебютанту Алексею Маркову»[3] за подписью «Галка Галкина» (персонаж, выдуманный Борисом Полевым для юмористического отдела «Юности»), на многие годы возможность печатать собственные стихотворения для Мальцевой была закрыта. «Надя, учите языки» — по воспоминаниям самой Мальцевой сказала ей Ахматова.

Мальцева послушалась совета и взялась за изучение литовского и латышского языков; как и другим поэтам советской эпохи, доводилось ей переводить и с подстрочников. Среди переведенных Мальцевой прибалтийских поэтов изданы (в том числе авторскими книгами) Юстинас Марцинкявичюс, Рамуте Скучайте, Юргис Балтрушайтис, Татьяна Ростовайте, Альфонсас Малдонис, Эдуардас Межелайтис и многие другие.

Как поэт-переводчик в 1977 году была принята в Союз писателей СССР. Надо отметить, что стихи Мальцевой (в частности, существующий только в рукописи сборник «Скамейка и Арбат») циркулировали в самиздате; в Театре на Таганке, в знаменитом спектакле «Десять дней, которые потрясли мир» (премьера состоялась 2 апреля 1965 года) первое и второе действие открывались написанными Мальцевой песнями, — полностью вытеснить поэтессу из литературы (как это удалось сделать с Л. Губановым) властям предержащим не удалось.

Некоторое время мужем Мальцевой был литератор Цезарь Михайлович Голодный (1927—1971), переводчик чеченской и ингушской литературы, сын поэта Михаила Голодного, с 1978 по 2002 год Мальцева была замужем за писателем Е. Витковским. Благодаря последнему, стихотворения Мальцевой попадали к поэтам-эмигрантам первой и второй волны, с которыми Витковский переписывался, минуя «почтовые каналы».

Печататься в СССР Мальцева начала «на излете перестройки» — примерно за год до крушения советской власти: в 1990 году появились её подборки в журнале «Дружба народов», в альманахах «День поэзии» и «Преображение» (вышел только только один номер этого «феминистического альманаха»); однако Мальцева в это время была тяжело больна и новость о том, что «больше нет советской власти», встретила в прямом смысле выйдя из комы в отделении челюстно-лицевой хирургии в Москве в августе 1991 года. Этим объясняется разрыв в датах между стихотворениями в её опубликованных книгах: на первой стоит «1974-1985», на второй — «1990-2001» (в промежутке Мальцева стихи писать не могла).

С середины 1990-х годов Мальцева начинает регулярно печататься как в России, так и в США. Начало было положено антологией Евгения Евтушенко «Строфы века» (М., 1995), где была размещена большая её подборка, позднее в филадельфийском ежегоднике «Встречи» за 1995, 1999, 2000, 2001, 2003 годы появляются её подборки; в нью-йоркском «Новом журнале» в 2001—2006 году одна за другой появляется пять её подборок; в журналах и альманахах «Волга», «Побережье», «Новый берег» в первое десятилетие XXI века она также становится постоянным автором.

Наконец, в свет выходит первая книга Надежды Мальцевой «Дым отечества» (М., 2005), привлекшая к себе внимание известных поэтов и критиков (в том числе и негативное), через шесть лет за ней появляется еще одна книга — «Навязчивый мотив» (М., 2011); за которую поэтесса удостаивается престижной премии «Серебряный век». С конца 2009 года Мальцева — член ПЕН-клуба.

Стихи Мальцевой были замечены многими современниками, в частности, Анной Ахматовой.

«Надя Мальцева девочкой писала по-взрослому печальные стихи. К нам её привел Григорий Поженян. Он зычно восхищался открытием „новой, шестнадцатилетней, Ахматовой“.

Толстушка в очках увлеченно играла с двенадцатилетней сестрой и со всеми переделкинскими собаками и менее всего напоминала Ахматову. Но стихи нам понравились, поразили неожиданной зрелостью. Надя стала бывать у нас. Я рассказала о ней Анне Андреевне, попросила разрешения представить.

— Приводите завтра вечером.

В столовой у Ардовых шел общий разговор. Надя молчала, нахохлившись, смотрела только на Анну Андреевну, а та говорила мало, иногда замолкая на несколько минут и словно бы не видя никого вокруг. Но внезапно, после такой паузы, спросила Надю:

— Может быть, вы почитаете стихи? Хотите здесь читать или только мне?

— Только вам.

И Анна Андреевна увела её в свою маленькую комнату. Из-за двери доносилась несколько монотонная скороговорка Нади. Она читала долго.

Потом послышался голос Анны Андреевны. Она читала стихи. И тоже лишь для одной слушательницы. И тоже долго. Настолько, что я ушел, не дождавшись конца, — было уже очень поздно.

Анна Андреевна потом говорила:

— Очень способная девочка. Много от литературы. Много книжных, не своих стихов. Но есть и своё, живое. Она может стать поэтом. Но может и не стать. И тогда это несчастье.

Надя рассказывала:

— Ну я ей читала. Всю тетрадку почти прочла. Прочту стихотворение и спрашиваю: „Еще?“ Она кивает: „Еще“. А говорила мало. Спрашивала, кого люблю? Знаю ли Блока, Пастернака, Мандельштама? Сказала, что надо читать побольше хороших стихов. Нет, не хвалила, но и не ругала. Но говорила о моих стихах так, что мне теперь хочется писать. А потом сама спросила: „Хотите, я вам почитаю?“ Я боялась, что устанет. Она за полночь читала. И ведь мне одной. И сказала, чтоб я еще приходила. Ну, это из вежливости.

Второй раз Надя не пошла. Говорила, что стесняется, робеет. А много лет спустя призналась — не пошла, потому что боялась попасть под влияние, стать „послушницей“ — до потери собственного голоса»[4].

Академик М. Л. Гаспаров познакомился с рукописями книг «Дым отечества» и «Навязчивый мотив» задолго до их издания в книжной форме. Своё мнение о них он высказал в письме к Н. Мальцевой, опубликованном вместо послесловия в книге «Навязчивый мотив» (с. 159):

….ещё раз прошу у Вас прощения за долгое молчание. Я отвык от поэзии, и мне понадобилось неожиданно много времени, чтобы войти в неё. Я давно имею дело только со старыми, твердыми, уже выкристаллизованными стихами; мне казалось, что я разучился воспринимать новое, потерял профессию читателя. Ваши две книги были для меня как оживание. В первый раз за не знаю сколько лет я опять почувствовал себя в поэзии, как в воздухе и в воде. Все мы знаем это чувство счастья, все знаем, что словами его не обозначить, позвольте и мне его не описывать. Только поверьте, это не комплимент: комплименты нам уже не по возрасту. Свою специальность я не забывал, за каждую рифму, незаметно вкрадывающуюся на цезуру или оттянутую в строфе, говорил Вам отдельное спасибо. Вкус у нас складывается из накопления случайных привычек, я люблю трехстопные ямбы с дактилическими хвостами и перечитывал их у Вас чаще других стихотворений. К музыке я глух в буквальном смысле этого слова, поэтому все нужные ассоциации заглавий второй книги для меня пропадали, но сами заглавия в оглавлении я читал с упоением…

Низкий, низкий Вам поклон. Пожалуйста, выживайте.

Весь Ваш М. Г.

6.8.02

Доброжелательные отзывы о поэзии Мальцевой оставили Валерий Перелешин, Ольга Анстей, Иван Елагин, Николай Моршен и ряд других выдающихся поэтов-эмигрантов.

Нравится или не нравится — вот все мои критерии. Стихи Надежды Елизаровны, думаю, настоящие. Очень мне понравилась «Купина». Вообще мне близок человек на фоне современности. Я, прочтя стихи, должен почувствовать эпоху, когда они написаны. Время для меня необходимый сигнал талантливости. Если человек пытается писать «вне времени», то он для меня и «вне вечности».

— Иван Елагин[5]

• Публикации Надежды Мальцевой в «Журнальном зале»
• Страница Надежды Мальцевой на сайте «Век перевода»