Львовский процесс (1912—1914)
Львовский процесс (также — процесс Максима Сандовича и Семёна Бендасюка, процесс Бендасюка и товарищей) — политический процесс против галицких русофилов, проходивший в 1912—1914 гг.
Предыстория
Львовский судебный процесс — один их трёх (наряду с Мармарош-Сигетскими процессами и процессом братьев Геровских) крупных судебных процессов в преддверии Первой мировой войны, на которых власти Австро-Венгрии пытались найти состав преступления в деятельности галицких, буковинских и закарпатских русофилов. Продолжал утихшую на время кампанию по обвинению сторонников русского движения в Австро-Венгрии в «государственной измене», начатую еще процессом Ольги Грабарь. Само судебное разбирательство длилось около четырёх месяцев (март-июнь 1914 года), но арестованы обвиняемые были в 1912 году и около двух лет, пока длилось следствие, провели в заключении. По Львовскому процессу было задержано только четыре человека — Максим Сандович, Игнатий Гудима, Семён Бендасюк, Василь Колдра. Однако все четверо, несмотря на относительную молодость, были достаточно заметными фигурами в русском движении Прикарпатской Руси — как активные сторонники и пропагандисты православия и духовного единства с русским народом (Сандович, Гудима) и русской культуры и самосознания (Бендасюк и Колдра).
Арест и следствие
Первыми из участников процесса в марте 1912 были арестованы Максим Сандович и Игнатий Гудима — в селе Залучье, где Игнатий Гудима был священником. Максим Сандович остановился у него, возвращаясь из Львова в свой приход в Граб. Поводом для ареста послужил донос что Сандович, проходя по мосту через Черемош (мост считался стратегическим объектом), измерил его шагами[1]. Хотя обыск в доме Гудимы не дал никаких улик, и Сандович и Гудима были доставлены из Залучья во Львов и заключены под стражу. Чуть позже были арестованы двое студентов Львовского университета — Василь Колдра, студент-юрист, которому вменялось в вину создание читален в лемковских сёлах с целью обучения русскому языку и Семён Бендасюк, которого обвиняли в пропаганде «русского патриотизма». Основное обвинение, выдвинутое против всех арестованных — государственная измена, к которой дополнялся шпионаж, и ряд менее тяжких обвинений — например Максима Сандовича обвиняли в оскорблении католической веры. За государственную измену и шпионаж австрийское законодательство предусматривало смертную казнь. Из всех четверых арестованных после предварительного разбирательства лишь Василю Колдре позволили выйти из тюрьмы под залог в 8000 крон, Сандович, Гудима и Бендасюк находились под стражей все два года, которые велось следствие. Столь продолжительное следствие дало повод сочувствующему обвиняемым графу Бобринскому предположить, что власти сознательно затягивают дело, надеясь, что долгое пребывание в тюрьме сломит обвиняемых телесно и душевно[2].
Процесс
Состав суда
Государственное обвинение представляли — председатель суда, старший советник юстиции Роман Левицкий, Ясинский, Гебултовский и прокурор Савуляк (все — поляки по национальности)[3]. Защищала обвиняемых коллегия из пяти адвокатов (по одному для каждого обвиняемого и один общий), куда входили такие видные деятели галицко-русского движения, как Осип Мончаловский, Кирилл Черлюнчакевич, Мариан Глушкевич, Владимир Дудыкевич, а также поляк Солянский. В состав коллегии присяжных входило 13 человек, исключительно поляки и евреи — ни одного галицкого русина ни русо- ни украинофильской ориентации не было[4].
Ход процесса
Сложность дела для обвинения заключалась в том, что пропаганда перехода из конфессии в конфессию, равно как пропаганда любой признаваемой законом конфессии, включая православие (а именно этим занимались Максим Сандович и Игнатий Гудима) не являлась противозаконной. Равно как организация курсов изучения любого языка, включая русский, чем занимались Семён Бендасюк и Василь Колдра. Потому основными пунктами обвинения были шпионаж и подготовка к сецессии, то есть отрыву Галиции и Лемковщины от Австро-Венгрии и присоединение к Российской империи. В ходе судебного разбирательства обвинения в шпионаже рассыпались изначально в виду слабости улик. Государственную измену обвинение пыталось доказать во многом на основании сведений, добытых полицейским-провокатором Арнольдом Дулишкевичем, внедрённым ранее в среду русофилов (собранные им сведения были одним из основных свидетельств также на Мармарош-Сигетских процессах)[5]. Кроме того, как свидетели обвинения были привлечены некоторые жители края, преимущественно поляки, а также жандармы и другие сотрудники полиции. В качестве свидетелей обвинения выступили и некоторые деятели украинских партий (например, адвокат из Коломыи К. Трилёвский)[6]. В ответ защита настояла на приглашении свидетелей из числа прихожан Сандовича и Гудимы, в общем сложности были заслушаны показания более ста человек. Таким образом, были поставлены под сомнения утверждения обвинения, что Сандович и Гудима якобы получали некие ценные подарки из России, то есть, по сути, являлись платными агентами[7] . Наконец, анализ учебников и книг, которые распространяли Бендасюк и Колдра, не выявил там ничего противоречащего австрийскому законодательству. В своей заключительной речи прокурор выразил надежду, что обвиняемые всё же будут признаны виновными в государственной измене[8]. По решению присяжных, оглашённому 6 июня 1914 года, все обвиняемые были признаны невиновными по всем пунктам обвинения, и должны были быть немедленно освобождены из-под стражи.
Резонанс
Как и Мармарош-Сигетские процессы, Львовский процесс вызвал громкий резонанс, как в австрийской Галиции, так и за её пределами. Польский исследователь Михал Болтрык, православный лемк по происхождению, анализируя польские газеты Австро-Венгрии 1912—1914 годов, пишет о настоящей «шпиономании», захлестнувшей их — «российских шпионов» видели везде[9] . В польской, а также украинской, немецкой печати изначально преобладало убеждение в виновности арестованных, убеждение в наличии широкого «российского заговора». Внимание российской печати к процессу, заявления некоторых политических российских лидеров, прежде всего графа Бобринского, лишь подогревало эту уверенность. Впоследствии, как замечают и Болтрык и галицко-русский публицист межвоенного периода Богдан Свитлинский, под влиянием многочисленных провалов обвинения, настроение польской прессы несколько изменилось. Появились публикации, что австрийское судопроизводство лишь опозорило себя, пытаясь осудить явно невинных людей, и таким образом сделало рекламу «москалофилам» (moskalofilem) и т. д. В газетах Галиции принадлежавших к украинскому направлению до последнего преобладало мнение, что обвиняемые являются агентами и шпионами России и заслуживают строгой кары; в некоторых случаях даже выражалось сожаление ввиду и освобождения[10] Российская пресса, прежде всего правого и правоцентристского характера, изначально изображала процесс как произвол «польско-австрийской власти». Огромный резонанс имело появление в зале суда четырёх представителей Государственной думы (Вячеслав Якубович, Михаил Митроцкий, П. М. Макогон и В. В. Лашкевич), которые, согласно распространившемуся известию, вошли в зал со словами «целуем ваши вериги», обращёнными к арестованным.
Несмотря на оправдание подсудимых, этот процесс, наряду с другими крупными процессами против русофилов (Первым и Вторым Мармарош-Сигетскими, процессом братьев Геровских) и многочисленными разбирательствами, запретами, судебными преследованиями и газетными провокациями, поддерживал среди части населения Австро-Венгрии убеждение, что русофильски настроенные жители Галиции, Буковины, Закарпатья — потенциальные (или реальные) шпионы, враги государства и т. д. Эти настроения нашли выход уже в годы Первой мировой войны и открытой политики террора против «пророссийских элементов», развязанной австро-венгерскими властями.
После процесса
Освобождённые из заключения, Семён Бендасюк и Василь Колдра вернулись во Львов, где у директора местного полицейского отделения получили разрешение уехать в Россию. Они уехали незадолго до убийства эрцгерцога Фердинанда и последовавшей за ним полицейской истерии. Максим Сандович и Игнатий Гудима уехать либо не успели, либо не захотели — они возвратились в родные сёла, где их застало начало Первой мировой войны. Максим Сандович был арестован и по решению военного суда расстрелян в Горлице, Игнатий Гудима направлен в концлагерь в Вейнберге, оттуда — в Талергоф, где, под воздействием пережитых потрясений заболел психически[11].
Примечания
- Saint Maximus Sandowicz
- Галицко-русское благотворительное общество в С.-Петербурге. Отчёт о деятельности Галицко-русского благотворительного общества в С.-Петербурге за 1912 год — Спб, 1913]
- Michal Boltryk Sąd nad Świętym Maksymem]
- Богдан Світлинський Австро-Угорщина і Талєргоф (В 25-літіе всемірної войни) — Львов, 1939 Архивная копия от 31 мая 2014 на Wayback Machine
- Арнольд Дулишкович/Энциклопедия Подкарпатской Руси Иван Поп, Ужгород, 2005
- Богдан Світлинський Австро-Угорщина і Талєргоф (В 25-літіе всемірної войни) — Львов, 1939
- Sąd nad Świętym Maksymem
- Илья Терех Украинизация Галичины//Свободное слово Карпатской Руси — 1962 — № 1-2
- Michal Boltruk Sąd nad Świętym Maksymem
- Увільненє російських шпионів//Перемиський вістник — 12.06.1914
- В. Р. Ваврик О. Игнатий Гудыма// Русский Голос, 1927, № 216
См. также
- 6. september — Svätý kňaz novomučeník Maxim Sandovič (Gorlický) (недоступная ссылка)
- Elder Paisios of the Holy Mountain On Spiritual Life
- Akt oskarzenia … 1)Szymona Bendasiuka, 2) Maksyma Sandowicza, 3) Ignacego Hudyme 4) Bazylego Koldre… c.k. Prokuratorya Panstwa we Lwowje oskarza przed c.k. Sadem krajowym dla spraw karnych we Lwowje po mysli Art. VI. Ustawy z dnia 23 maja 1875. Nro 119 dz.p.p. jako przed Trybunalem Sadu Przysielych… (o zbrodnie zdrady glownej z § 58 c.)u.k… (Lwow, dnia 4. Stycznia 1914. 1914. St. 2530) 12/38 . 190 str. Fol. Параллельный текст на украинском языке. РУССКИЙ ПЕРЕВОД: Обвинительный акт по делу С. Ю. Бендасюка и тов. См. Приложение к «Прикарпатской Руси» ноябрь 1924
- Яблонский Д. — Свято живих. Ко дню Талергофского съезда. «Земля i Воля», 1933, № 42.