Колымские рассказы

Шаламов, не приемля классическую традицию построения рассказа, утвердил новый жанр, краеугольным камнем которого стало документальное свидетельство. Объединение документальности и художественности[3].

«Колымские рассказы» — это поиски нового выражения, а тем самым и нового содержания. Новая, необычная форма для фиксации исключительного состояния, исключительных обстоятельств, которые, оказывается, могут быть и в истории, и в человеческой душе. Человеческая душа, её пределы, её моральные границы растянуты безгранично — исторический опыт помочь тут не может.

Право на фиксацию этого исключительного опыта, этого исключительного нравственного состояния могут иметь лишь люди, имеющие личный опыт.

Результат — «Колымские рассказы» — не выдумка, не отсев чего-то случайного — этот отсев совершён в мозгу, как бы раньше, автоматически. Мозг выдаёт, не может не выдать фраз, подготовленных личным опытом, где-то раньше. Тут не чистка, не правка, не отделка — всё пишется набело. Черновики — если они есть — глубоко в мозгу, и сознание не перебирает там варианты, вроде цвета глаз Катюши Масловой — в моём понимании искусства — абсолютная антихудожественность. Разве для любого героя «Колымских рассказов» — если они там есть — существует цвет глаз? На Колыме не было людей, у которых был бы цвет глаз, и это не аберрация моей памяти, а существо жизни тогдашней.

«Колымские рассказы» — фиксация исключительного в состоянии исключительности. Не документальная проза, а проза, пережитая как документ, без искажений «Записок из Мёртвого дома». Достоверность протокола, очерка, подведённая к высшей степени художественности, — так я сам понимаю свою работу. В «Колымских рассказах» нет ничего от реализма, романтизма, модернизма. «Колымские рассказы» — вне искусства, и всё же они обладают художественной и документальной силой одновременно[4][5].

Проблематику своего произведения В. Шаламов формулировал следующим образом:

«„Колымские рассказы“ — это попытка поставить и решить какие-то важные нравственные вопросы времени, вопросы, которые просто не могут быть разрешены на другом материале. Вопрос встречи человека и мира, борьба человека с государственной машиной, правда этой борьбы, борьбы за себя, внутри себя — и вне себя. Возможно ли активное влияние на свою судьбу, перемалываемую зубьями государственной машины, зубьями зла. Иллюзорность и тяжесть надежды. Возможность опереться на другие силы, чем надежда»[6].

Рассказы автобиографичны, при этом автор дал своему главному герою фамилию Андреев — в честь своего alter ego эсера А. Г. Андреева с которым познакомился в 1937 году, находясь под следствием в Бутырской тюрьме, и чью похвалу считал лучшей в своей жизни (рассказ «Лучшая похвала»), а также под своим именем вывел в нескольких рассказах:

Простая, очень распространенная фамилия Андреев символизирует типичность положения Шаламова как заключенного и в то же время имеет тонкую ассоциативную связь с фамилией А. Г. Андреева, каторжанина-эсера, с которым Шаламов встретился в Бутырской тюрьме в 1937 г. Эта фигура чрезвычайно привлекала Шаламова. Называя его «генеральным секретарем» общества политкаторжан, писатель пользовался либо не очень четко понятой саморекомендацией Андреева, либо, испытывая к нему колоссальное уважение и считая себя его духовным преемником, сознательно стремился возвысить его образ. Андреев — фамилия, сопровождающая авторское «я» в «Заговоре юристов», в рассказе «Тифозный карантин» целиком переходит в третье лицо — «он», сохраняя при этом автобиографическое начало и подчеркивая подлинность событий и чувств, переживавшихся Шаламовым.

— В. В. Есипов — один из ведущих исследователей биографии и творчества В. Шаламова[7]

Впервые четыре «Колымских рассказа» вышли на русском языке в Нью-йоркском «Новом журнале» в 1966 году[8].

Позднее двадцать шесть рассказов Шаламова преимущественно из сборника «Колымские рассказы» были опубликованы в 1967 году в Кёльне (Германия) на немецком языке под заглавием «Рассказы заключённого Шаланова»[9]. Через два года перевод одноимённого издания с немецкого появился и во Франции[10]. Позднее число публикаций «Колымских рассказов» с исправленной фамилией автора увеличилось. В 1970 году они были опубликованы в радикальном антисоветском эмигрантском[11] журнале «Посев»[9]. Это и привело к тому, что Шаламов попал в «чёрные списки».

Шаламов отвергал ориентированную, по его мнению, на поддержку западных спецслужб[9] стратегию советского диссидентского движения, называя ситуацию, в которой оно действует, «беспроигрышным спортлото американской разведки»[9]; он не стремился публиковаться за рубежом, его главной целью всегда являлась публикация на родине[12]. Публикация «Колымских рассказов» против воли их автора на Западе, отсекая возможность печататься на родине[9], была тяжело перенесена Шаламовым. Вот, что об этом вспоминала его подруга И. П. Сиротинская:

Книжку «Московские облака» никак не сдавали в печать. Варлам Тихонович бегал и советовался в «Юность» — к Б. Полевому и Н. Злотникову, в «Литгазету» к Н. Мармерштейну, в «Советский писатель» — к В. Фогельсону. Приходил издёрганный, злой и отчаявшийся. «Я в списках. Надо писать письмо». Я сказала: «Не надо. Это — потерять лицо. Не надо. Я чувствую всей душой — не надо».

— Ты Красная шапочка, ты этот мир волков не знаешь. Я спасаю свою книжку. Эти сволочи там, на Западе, пускают по рассказику в передачу. Я никаким «Посевам» и «Голосам» своих рассказов не давал.

Он был почти в истерике, метался по комнате. Досталось и «ПЧ»[13]:

 — Пусть сами прыгают в эту яму, а потом пишут петиции. Да, да! Прыгай сам, а не заставляй прыгать других.[14]

В результате в 1972 году Шаламов был вынужден прибегнуть к написанию письма протеста[15], которое многими было воспринято как признак гражданской слабости автора и его отречение от «Колымских рассказов»[16][9]. Между тем архивные данные[15], воспоминания близких, переписка[17] и современные исследования[9] позволяют судить о том, что Шаламов был последователен и абсолютно искренен в своём обращении к редакции «Литературной газеты»[15].

Полностью сборник впервые опубликован в Лондоне в 1978 году[18][19].

При жизни Шаламова в СССР не было напечатано ни одного его произведения о ГУЛАГе. В 1988 году в разгар перестройки в журналах начали появляться «Колымские рассказы», а их первое отдельное издание вышло только в 1989 году через 7 лет после смерти писателя[20].

Всем убийцам в рассказах Шаламова даны настоящие фамилии[21].

• Михайлик, Е. Незаконная комета. Варлам Шаламов: опыт медленного чтения. — М.: Новое литературное обозрение, 2018. — 376 с. — ISBN 978-5-4448-0929-7.

• Произведения Варлама Шаламова на сайте shalamov.ru
• Исследования интертекстуальности «Колымских рассказов»
• Исследования достоверности в рассказах Шаламова