Казанский феномен

Согласно автору книги «Бандитская Казань», заместителю председателя Верховного суда Республики Татарстан Максиму Беляеву, предпосылки к созданию «казанского феномена» заложила банда «Тяп-Ляп» из Приволжского района: её лидеры активно привлекали на свою сторону подростков из множества посёлков, превратив большую часть молодёжных групп Приволжского района в собственные филиалы. Влияние расширялось как путём мирного вовлечения авторитетных дворовых компаний в их деятельность, так и путём драк «стенка на стенку». Апофеозом деятельности группировки стал мотопробег в августе 1978 года в Ново-Татарской слободе, в ходе которого были забиты до смерти несколько человек. После краха группировки её место заняли банды из молодых людей[5].

По словам первого секретаря горкома КПСС Рашида Мусина, основная вина в невозможности пресечь деятельность банды возлагалась на идеологов, хотя по линии МВД СССР были наказаны и сотрудники правоохранительных органов. Для расширения возможностей обеспечения безопасности в Казани было учреждено городское подразделение ППС, расширившееся с батальона до полка, а в его составе появились вскоре 8-я рота специального назначения и конный взвод; также была образована дежурная часть УВД. Правду о деятельности банды «Тяп-Ляп» на встречах с общественностью впервые раскрыли только в 1982 году[6].

Понятие «казанский феномен» стало появляться в 1980-е годы в центральных газетах и журналах, юридической литературе СССР и ряде изданий[1]. По одной версии, название подобному явлению предложил Дмитрий Лиханов из журнала «Огонёк»[7], по другой другой версии, в 1988 году «Литературная газета» опубликовала статью «Экстремальная модель» о молодёжной преступности, где впервые и прозвучал термин «казанский феномен»[8]. В то же время Любовь Агеева писала, что первые публикации о вражде подростковых компаний были связаны не с Казанью, а с Дзержинском (Горьковская область) и подмосковными «люберами»[9].

Определить основные причины вспыхивания большинства конфликтов между микрорайонами в целом не предоставляется возможным, поскольку представители дворовых банд почти всегда обвиняли друг друга в начале любого конфликта и считали себя обязанными нанести «ответный удар»[10]. Позже они говорили, что своими поступками они поддерживали уже сложившиеся нелепые традиции[11]. Тем не менее, приводятся разные точки зрения на причины возникновения «казанского феномена»[3].

Данные о количестве казанских банд варьируются в разных источниках. В 1986 году советской милицией был составлен список из 3,5 тыс. членов уличных преступных группировок Казани; в некоторых газетах число банд варьировалось от 65 до 75, а ВЛКСМ называл цифру от 80 до 90 банд[3] (возможно, что цифры и численность каждой банды намеренно занижали)[25]. КПСС от комсомола получила первые сведения о наличии подростковых банд в Казани в 1984—1986 годах. По словам Роберта Гараева, бывшего члена одной такой группировки и автора книги «Слово пацана», в Казани существовало не менее 150 крупных уличных банд, причём порой враждовали не только улицы, но и даже дворы[3]. Подростки называли каждую такую дворовую компанию «конторой»[26], «моталкой» или «улицей»[7], а членов такой банды — «мотальщиками»[27], «мотанами» или просто «гопниками»[28]. Согласно Кириллу Рукову, в 1980-е годы число подобных казанских банд составляло не менее сотни[7]; Анвар Маликов выделял наличие от 70 до 80 банд, из которых около 15 были признаны особо опасными[6].

Среди известных банд выделялись такие, как «Теплоконтроль»[29], «Грязь»[30] (Кировский район), «Сквер», «Калуга»[3], «Слобода» (рядом с СИЗО № 2)[31], «Перваки» (микрорайон Первые Горки)[7], «Чайники», «Пентагон», «Двадцатый двор», «Воровский», «Финны», «Стандартный посёлок»[32], «Жилка» (микрорайон Жилплощадка, Московский район[1], около завода «Оргсинтез»)[2], «Юдино» (посёлок Юдино), «Киноплёнка»; «караваевские», «светловские», «низовские», «мебелевские» и другие[1]. По данным прокурора Бауманского района А. Мингазова, в районе орудовали пять группировок численностью по 40 человек каждая; было также выявлено 19 главарей в возрасте 30 лет (в основном ранее судимые)[33]. Одной из самых мощных группировок того времени была «Грязь» из Кировского района, которая пользовалась авторитетом во всей Казани[1]. В частности, группировка 56-го квартала Казани, известная под названием «56-й ква́ртал», враждовала с бандами «Мебелька» (соседний район, где находился мебельный магазин), «Ботинки» (район с магазином обуви), бандами 37-го, 38-го и 39-го кварталов. Из друзей «56-го ква́ртала» были банды «Чайники», «Жилка», «Суконка», «Хади-Такташ», «Тяп-Ляп» и «Савинка»[2].

Наименьшее количество банд действовало на улицах с индивидуальной застройкой и тесными старыми двориками, которые были самыми спокойными: поведение соседей контролировалось достаточно прямолинейно, но честно и гласно[34]. Намного больше банд было на городской территории заводской застройки со сформировавшимся населением, значительную часть которого составляли ранее судимые: примером таких районов был Соцгород с птичьим рынком[35]. Главными очагами преступности несовершеннолетних считались также и спальные районы[36][6]. По словам дочери одного из лидеров «Перваков», жизнь в Казани в ту эпоху подразумевала, что каждому мужчине рано или поздно придётся оказаться в той или иной молодёжной банде[7]. Продюсер Ильхам Сафиуллин, проживавший в Московском районе (ранее он назывался Ленинским), считал этот район самым криминогенным, где люди уже с детства готовились провести много времени за решёткой[29].

Казань была разделена всеми существовавшими в городе бандами на сферы влияния: группировки соседних территорий, как правило, были заклятыми врагами, а союзы заключались с теми бандами, которые находились достаточно далеко[6]. Войны, которые велись между группировками, получили название «асфальтных»[1], поскольку на жаргоне подростков борьбу за территории описывали выражением «делить асфальт»[2]. Под контролем каждой из «контор» находились техникумы и ПТУ, вследствие чего попасть в некоторые учебные заведения физически было просто невозможно: автобус или троллейбус мог быть обстрелян металлическими шарами, которые швыряла враждебная группировка. Из-за страха попасть «под раздачу» из других городов перестали приезжать абитуриенты, а у школьников сократились возможности для выбора училища[6]. Специалисты-практики делили подобные группировки на два вида. Один тип «контор» носил чисто оборонительный характер, и их создавали подростки с целью защиты себя и своей территории от незваных гостей. Другой тип «контор» был связан с агрессивными набегами на соседние территории: такие банды укрепляли своё влияние и авторитет путём драк с «чужими» или избиений таковых лиц. Группировки второго типа считались близкими к преступным бандам: численность таких агрессивных «контор» варьировалась от 6 до 13 в 1980-е годы, хотя смысл подобного разделения часто оспаривался[37].

Ядро каждой молодёжной группировки называлось «коробкой» и обычно включало двор или или несколько рядом стоящих многоэтажных домов. Группировку могла образовывать как одна такая «коробка», так и сразу несколько «коробок»)[32]. Гараев, который состоял в банде под названием «Низы»[38], в казанских бандах была сформирована собственная возрастная иерархия, которая могла насчитывать до шести уровней, однако в большинстве банд было три уровня: так называемая «скорлупа́» или «шелуха́» (младшие), «супера́» (парни постарше) и «старшаки́» (самые старшие в банде). Члены банды считали себя «уличной аристократией», а всех, кто не входил в их группировку и не имел никакого отношения к феномену (то есть не «пришит к улице»)[3], называли «чушпа́нами»[32], «ботаниками» или даже «марехами»[2]. Подобных людей члены группировки не просто презирали, но могли безнаказанно избить, ограбить[3] или даже забить до смерти[39]. Среди членов банд порой встречались и дети известных партийных деятелей: так, в доме, где селились члены обкома КПСС, обосновалась группировка «Сквер», которая влилась в состав банды «Калуга»[3]. В известной стычке на Глубоком озере участвовали преимущественно хулиганы в возрасте от 18 лет[1].

В банду обычно входили преимущественно мальчики и юноши[40], однако некоторые девушки в письмах утверждали, что также состояли в той или иной «конторе», «мотались» наравне с парнями и даже рано вступали в интимные отношения[41]. Девушек, которые состояли в отношениях с парнями из «контор», на жаргоне называли «матрёшками»[42]. С каждой бандой были связаны и так называемые «общие девочки», жившие строго по законам какой-то конкретной «конторы» и являвшиеся сексуальными партнёршами всей компании[32], что вызывало при этом у некоторых девушек откровенное отвращение[41]. Среди таких «общих девочек» были как вступившие на этот путь добровольно, так и вынужденные сделать это под угрозами[43]. Отношение к девушкам варьировалось от банды к банде: в одних действовал закон «Не смейте защищать девчонок, девчонки — не люди»[44], в других запрещалось бить представителя «чужих», если он шёл с девушкой[8], хотя в последние годы существования СССР нападению стали подвергаться и парни, гулявшие с девушками[45]. Согласно Агеевой, случаи групповых изнасилований участились в последние годы существования СССР, причём большинство потерпевших проживали на «чужой» для банды территории, а около 60% насильников из «контор» не испытывали никакого раскаяния за совершённые изнасилования. В составе каждой банды были выходцы из разных семей — рабочих, служащих, интеллигенции, рядовых и руководителей; в бандах позже стали появляться не только школьники и учащиеся ПТУ, но и студенты[46]. В дальнейшем было установлено, что от 10 до 40% членов таких группировок составляли люди в возрасте от 20 до 35 лет: привычка называть подобные банды «подростковыми» после этого утратила смысл[47]. У некоторых из членов «контор» было своё прозвище, которое они должны были доказывать своими делами на благо банды[29].

Любовь Агеева приводила письмо школьника Валерия «Чужой среди „своих“», опубликованное в газете «Вечерняя Казань» 9 апреля 1987 года, в котором он рассказывал об одной из группировок[48]. Новичков этой группы называли «шелухой» (дети от 10 до 13 лет)[32] и высматривали из них потенциальных кандидатов на более высокие должности[49], считая их своеобразным резервом конторы[32]. Ступень выше занимали «супера» (от 14 до 17 лет)[32], которые сидели всегда в своём микрорайоне и не имели права выходить за его пределы, но от них требовали быть всегда на виду[49]. Выше них шли «молодые» (от 17 до 19 лет)[32], которые устраивали драки рано утром перед началом школьных занятий («бежали с добрым утром») или вечером («спокойной ночи»). Так называемые «средние» шли ещё выше и имели право ездить в другие микрорайоны на переговоры, объявляя войну и заключая мир, а также наказывая «молодых» за провинности[49]. Выше всех шли «старшие» или «армейцы»[2] (возраст мог быть в пределах 20—35 лет или даже старше)[32], которые определяли политику группы: только они имели право ходить на дискотеки, устраивать ссоры с представителями других банд («чужими») и затевать войну против других микрорайонов. Во главе каждой небольшой группы стоял «автор»[50], который входил в руководящее ядро группировки и обеспечивал связь своего отряда с другими частями и компаниями. Высшее звено руководства любой группировкой называлось «авторитетами», «стариками», «дедами» или «королями»[32]. Количество «авторов» варьировалось: во главе мог стоять совет таковых лиц или один конкретный человек, которого рядовые «мотальщики» не знали[51].

Психолог Т. Горшенина называла типичную казанскую уличную банду характерной «примитивной группой» с иерархией групповых ролей (главарь, авторитет, ведомые и нормы поведения): такая группа всегда замкнута, не допускает инакомыслия и низводит отдельного человека до положения «винтика»[52]. По своей сути «молодые» и «старые» были агрессивными фанатиками, для которых существовал только культ силы и которые не думали ни о чём, кроме драк[53]. По версии Агеевой, верхушку банд составляли те молодые люди, которые не смогли себя реализовать ни в школе, ни в ПТУ; их подчинённые в бандах легко привыкали к авторитету своих лидеров, поскольку привыкли к «абсолютному повиновению» родителям и учителям — и те, и другие считались «аутсайдерами»[54]. В банды очень часто втягивали молодых ребят, нередко проводя для приглашённых «новичков» жёсткое испытание: под угрозой расправы хулиганы требовали от «новичка» встать на колени. Если он отказывался это делать и дрался, то тогда его признавали «своим». Представитель «суперов», который отличился в драке, мог быть повышен до «молодого»[55]. По мнению Юрия Щекочихина, верхушку каждой «конторы» составляли исключительно уголовные элементы[8].

У каждой конторы был свой собственный «общак» (коллективная касса), формируемый из добровольных взносов членов этой конторы (разовых и регулярных) и из средств, добытых преступным путём[32], в том числе и путём вымогательства мелочи у школьников — это действие называли словом «шакалить»[42]. Обычно молодого человека спрашивали о наличии карманных денег, и если он говорил, что у него не было денег, его просили подпрыгнуть — по звуку они могли определить наличие денег, и в случае обнаружения мелочи они избивали человека[29]. Группировщики, которые занимались квартирными кражами в одиночку или небольшими компаниями, также платили бандам дань за то, что не могут быть активными членами банды. А. Салагаев в газете «Космомолец Татарии» утверждал, что сумма всех «общаков» достигала 1 миллиона рублей, а в «Литературной газете» утверждалось, что главари покупают на средства из общаков себе машины. Впрочем, представитель «тяп-ляповцев» заверял, что лишь одна группировка может «позволить себе» такую роскошь[56]. Во время Перестройки данью обкладывались различные цеховики, которые не платили налоги: с них собирали изначальную сумму в размере от 10 до 15 процентов, которую называли данью «за боюсь». Решение цеховиков пожаловаться в милицию привело в последующем к стравливанию группировок не только с цеховиками, но и друг с другом. По мнению продюсера Ильхама Сафиуллина, именно момент начала сбора дани с цеховиков привёл к превращению уличных и дворовых группировок в преступные шайки[29].

Для борьбы против хулиганов из уличных банд привлекалась милиция, сотрудники которой читали лекции на правовые темы и проводили встречи с подростками, предупреждая о недопустимости хулиганства[93]. Однако в плане постановки на учёт инспектором по делам несовершеннолетних органы иногда доходили до абсурда, ставя на учёт как мелких хулиганов за самовольный уход из загородного лагеря труда и отдыха, так и тех, кто совершал кражу или избивал прохожего. Иногда на учёт ставили детей из неблагополучных семей только за действия родителей, при этом не понимая разницу между плохим воспитанием и патологической склонности к преступлениям[106]. В 1984—1985 годах в противоборство были втянуты почти все казанские группировки, начиная от крупных банд и заканчивая мелкой дворовой шпаной. Вмешательство милиции и использование силовых методов ненадолго помогло стабилизировать ситуацию, однако после амнистии город захлестнула очередная волна насилия. Вернувшиеся из мест лишения свободы (в одном только Ленинском районе из мест заключения вернулись 33 человека) авторитеты узнали, что их места заняты другими людьми, и многие из авторитетов решились снова пойти на преступление, чтобы доказать своё право на пребывание в банде[83]. По словам начальника организационного отдела управления охраны МВД Татарской АССР А. Д. Авдеева, несмотря на многочисленные разработки планов по борьбе с групповым нарушениями и изменение принципа работы добровольных народных дружин, бездействие со стороны общества во многом способствовало усгублению проблем в городе, а сами дружинники боялись в одиночку патрулировать улицы[107].

Анвар Маликов утверждал, что после стычек ОКОД и БКД с бандой «Тяп-Ляп» сила этих дружин убавилась, а на фоне восхождения подъёма группировок снизилась ещё сильнее. В борьбе против молодёжной преступности последними серьёзными силами считались дружины КГУ и КАИ, однако у них были проблемы с пополнением: самой серьёзной силой был отряд при горкоме комсомола, который выезжал в рейды на дискотеки в заводских клубах и отдалённые районы города. Всю серьёзность ситуации первый секретарь казанского горкома партии Михаил Сухов понял только после того, как встретился с двумя информированными осведомителями из молодёжных банд и выслушал от них сведения о действующих молодёжных бандах и их силе. В последующих встречах с городским прокурором и представителями правоохранительных органов информация подтвердилась, и Сухов принял решение бросить основные силы на борьбу против подростковой преступности в Казани[6]. Пытаясь предпринять хоть какие-то меры и заставляя подростков регулярно отчитываться перед милицией, органы допустили серьёзную ошибку, настроив детей против горожан. Попадавший в милицию подросток подвергался жесточайшей обструкции в группировке и ещё больше психологически «накачивался», и все специальные планы по борьбе с групповыми нарушениями оборачивались неудачей[108]. Некоторые из казанских «мотальщиков» стали перебираться в Москву и совершать правонарушения: хотя процент иногородних преступников из числа казанских подростков в Москве был небольшой, их выделяли из общей массы. Для своевременного предотвращения преступлений казанская милиция начала особенно тесно сотрудничать с московскими коллегами[109]. Казанские «мотальщики» в Москве обычно появлялись с целью просто подраться и прогуляться по площадям, чтобы внушить страх всем встречным: их внешний вид и поступки привлекали внимание журналистов[8].

На ранних порах утренние боевые «пробежки» и драки («с добрым утром») происходили в 8 или 9 часов утра, когда на улице не было милиции, а в районных отделах происходили пересменки. В связи с этим милиция перенесла начало рабочего дня на час раньше, предписав сотрудникам в местах проживания выходить по утрам во дворы и наблюдать за обстановкой[6]. Согласно сводкам милиции, в 1986—1987 годах в Казани было совершено 181 нарушение общественного порядка, в том числе 51 групповая драка с участием 900 человек. Жертвами стали 6 подростков, 73 госпитализированы с серьёзными травмами, 193 получили телесные повреждения. Осенью 1987 года обстановка ухудшилась: помимо ножей, металлических шаров и арматуры, в драках стали замечать кастеты, а на разборки кто-то приносил и самодельные взрывные устройства[8]. По данным на 1989 год, в Казани было зафиксировано 905 преступлений, совершённых несовершеннолетними, что составляло 23,5% от всех совершённых в Казани преступлений (в 1980 году было зафиксировано 526 преступлений, совершённых малолетними, что составляло 8,2% от всех зарегистрированных преступлений на тот год). Резкий скачок количества преступлений был зафиксирован в 1988 году, когда доля совершённых несовершеннолетними преступлений поднялась с 16,3 до 23,3%[110]. По словам Анвара Маликова, когда московская милиция начала массовые обыски в казанских поездах, задерживая и обыскивая туристические группы школьников, то у многих из них в результате обыска были изъяты кастеты и ножи. Когда правоохранительные органы Казани стали собирать материалы на банды и принимать жёсткие меры в их отношении, «авторитеты» стали постепенно перебираться в Крым, Москву и Ленинград[6].

По данным на 1 января 1990 года, на учёте в казанской милиции состояли 1218 человек в возрасте от 14 до 17 лет при том, что в Казани проживало 57 тысяч человек этого возраста; по мнению социологов, эти данные были занижены и в «конторах» состояла одна четвёртая часть казанской молодёжи. Также заместитель начальника УВД Казанского горисполкома Е. Гатцук отмечал, что многие из молодёжи не осуждали деяния банд, затрудняя ведение воспитательной работы[111]. Сами же группировки были всегда мобильнее официальных структур: в случае введения запрета на выход на улицу несовершеннолетним после 21 часа они старались вернуться домой как можно скорее, проводя все драки утром; при ужесточении контроля за дворами и улицами банды выезжали за город выяснять отношения; при запрете массовых драк нормой стали групповые избиения (пять или шесть человек били одного)[112]. С 1980 по 1989 годы ежегодно в колонию судом отправлялись не менее 500 несовершеннолетних преступников, причём количество лиц со сроком лишения свободы менее года снижалось, а количество осуждённых на срок до 5 лет возрастала[113]. В то же время в 80% случаев отказывалось в возбуждении уголовных дел, а совершённые деяния трактовались как мелкое хулиганство, за которое виновники получали либо условный срок, либо обвинения переквалифицировали с уголовного правонарушения на административное. Настоящая предметная работа началась после составления списка группировок и их активных участников (около 3 тысяч человек): планировалось закрепить за каждой группой «шефов-комсомольцев». В районах города появились неофициальные сводные формирования правоохранительных органов под названием «Лидер». В ходе оперативно-розыскных мероприятий с привлечением агентурной сети были выявлены около 300 главарей, которых и отправили за решётку[6].

В газете «Вечерняя Казань» нередко обсуждались вопросы трудового воспитания и профессиональной ориентации молодёжи. В статьях «Вечерней Казани», выходивших в 1960-е, 1970-е и 1980-е годы, приводились примеры историй трудных детей и подростков, у которых попросту не было доступных развлечений. Многие такие дети были из неблагополучных семей, где родители особо не заботились их воспитанием и даже не обращали на них внимания: у одних родители злоупотребляли алкоголем[114], у других родители были в разводе, из-за чего детей отправляли в интернат[115]. В 1979—1981 годах в газете выходила рубрика «Дай руку, подросток», посвящённая проблемам воспитания[4]. В редакцию газеты и в дальнейшем приходили множество писем, посвящённых советам по обучению молодых людей, но жалоб о драках не было. Первое сообщение о драках датировалось 4 сентября 1980 года, когда вышла статья о суде над подростком Леонидом С., который устроил драку с мальчишками в посёлке (он был на учёте в инспекции по делам несовершеннолетних)[30]. Позже в газетах «Вечерняя Казань», «Комсомолец Татарии» и «Советская Татария» стали появляться больше публикаций о хулиганских выходках молодёжи, начиная от избиении мальчика на хоккейной площадке во дворе школы № 135 и заканчивая разгромом троллейбуса. Несмотря на в целом спокойную обстановку в городе, у журналистов возникало беспокойство[116]. Писатель Наби Даули ещё в апреле 1986 года заявил, что если горожане не задумаются о том, откуда берётся такая агрессия у подростков, последствия для города и общества могут стать катастрофическими[117].

Горисполком Казани, по свидетельствам журналистов, сначала не придавал значения дракам, но после обострения ситуации решил справляться собственными силами, не привлекая журналистов. Когда ситуация вышла из-под контроля и из Москвы стали приезжать комиссии, в горкоме решили попросту запретить любые публикации. В июне 1986 года должны были выйти четыре статьи Любови Агеевой в одном из номеров газеты «Вечерняя Казань», написанные по просьбе секретаря горкома КПСС по идеологии Ф. Зиятдиновой, однако сама же Зиятдинова позже порекомендовала не публиковать их: не помогала даже положительная рецензия доцента Казанского филиала Высшей юридической заочной школы Н. Ф. Фатхуллина. Только спустя несколько месяцев первый секретарь казанского горкома М. М. Сухов всё же добился публикации этой статьи[118]. Агеева попыталась отправить ещё одну статью о казанской молодёжи в «Литературную газету», однако некое высокое должностное лицо из ЦК КПСС запретило публиковать материал, опасаясь, что на фоне недавнего съезда ВКЛСМ это ударит по репутации самого комсомола. Статья должна была выйти под названием «Показуха»[119] в номере от 28 августа 1984 года[120]. В тексте этой статьи Агеева критически отзывалась о «показушных» мероприятиях в городах по случаю приезда разных комиссий, отмечая, что эти дурные привычки свойственны также разным показательным школам и пионерским лагерям, но при этом подчёркивая, что в таких школах и лагерях действительно работают честные люди, создающие идеальные условия для детей[121].

Публикация «На развилке трёх дорог» от 10 апреля 1985 года вызвала большой резонанс в обществе, поскольку вскрылась большая проблема: учителя и родители не находили взаимопониманиия по поводу того, где будет учиться ребёнок после 8-го класса. Выяснилось, что некоторым детям учителя отказывали в предоставлении права поступить в конкретные учебные заведения и насильно отправляли в ПТУ: вернуть право на поступление удавалось только после вмешательства родителей[122]. После публикации редактору «Вечерней Казани» А. Гаврилову сделали серьёзное внушение, а Ф. Зиятдинова и вовсе намекнула, что «наверху» якобы лучше знают, где должны учиться восьмиклассники[123]. По мнению Л. Агеевой, это был один из факторов развития «казанского феномена», поскольку у подростков вырабатывалось неприязненное отношение к ПТУ и к системе образования: в школах оставались либо тихие и послушные дети, либо чьи-то «любимчики». Поскольку в ПТУ отправлялись «трудные подростки», молодёжные банды пользовались этим и даже сами диктовали будущим учащимся, какое училище им придётся выбирать[124]: все училища в Казани находились под влиянием той или иной «конторы», и в некоторые училища представителям некоторых «контор» был закрыт как «врагам» данной банды[6]. В итоге в ПТУ стали попадать и состоящие на учёте ИДН, и даже имевшие судимости подростки[125], а из-за войн группировок некоторые училища и вовсе закрывались (такая участь ждала строительное ПТУ № 29, которое было разгромлено из-за стычек группировок «Юдино» и «Слобода»)[75].

В 1980-е годы в газету «Вечерняя Казань» стали поступать всё больше писем от подростков, которые объясняли возможные причины вступления в банды и выражали желание быть услышанными и добиться прекращения насилия в городе. Взрослые писали намного чаще и больше, активно при этом критикуя подростков и осуждая их компании, поскольку давали оценки событиям с высоты своего житейского опыта[126]. Имели место даже призывы к ужесточению наказания в отношении хулиганов вплоть до введения военного положения и публичной казни на площади Свободы[127]. Однако позже в письмах взрослых стали появляться всё больше и больше конструктивных размышлений. Редакция даже рассматривала всерьёз поданную в одном из писем идею телефонного разговора: автор письма как представитель казанских уличных банд желал поговорить о проблеме трудных подростков с представителем прессы, депутатом горсовета, психологом, прокурором или даже комсомольским работником. Среди некоторых писем, отправленных от имени подростков, часто встречались откровенные мистификации, авторы которых прокалывались на малейших деталях[128]. В других письмах авторы отождествляли подростков с бунтарями против тоталитарной системы, которые считали, что все окружающие их люди неправы, а после бесплодных попыток убедить в этом начали мстить людям, сведя смысл своей жизни к совершению преступлений и мести обществу[129].

Во время Перестройки о «казанском феномене» стали писать московские газеты и журналы, а позже присоединились и иностранные издания. По словам Анвара Маликова, большинство журналистов не стремились передать подлинную картину событий, а желали отыскать как можно более шокирующих фактов: некоторые даже требовали показать места, где подростки совершали убийства[6]. В связи с этим при подготовке репортажей о «казанском феномене» в статьях появлялись как грубые фактические ошибки, так и ложные факты и события. В частности, имели место многочисленные противоречия в разных статьях изданий «Наука и религия», «Огонёк», «Собеседник», «Комсомольская правда», «Советский спорт» и так далее[130].

Дожившие до тех дней члены группировки «Тяп-Ляп» возмущались перевиранием фактов о своей банде, воспринимая некоторые неточности очень болезненно, а за статью «Моталки» в «Комсомольской правде» авторов чуть не обвинили в попытке разжигания межнациональной розни из-за нескольких неуместных цитат[12]. Также имел место скандал в московских редакциях по поводу слухов о том, что «банды» якобы собирались совершить рейд по Поволжью с целью изнасилования девственниц: из-за взаимного непонимания на вокзале Соликамска даже собралась толпа подростков с палками для защиты девушек от казанских банд[6]. Ближе всего к реальному положению дел оказались авторы «Литературной газеты», журнала «Новое время» (статьи Ксении Мяло) и книги «Отрицательный угол» (очерк Ольги Чайки о бандах)[131], однако в целом все эти публикации заставили казанские власти признать всю сложность и серьёзность возникшей проблемы[132].

По заявлению Н. С. Фатхуллина, опубликованного в выпуске газеты «Вечерняя Казань» за 4 декабря 1986 года в заметке «Сиюминутный успех — не главное», анализ обстановки в Казани за несколько лет лишь показал, что КПД социального управления воспитанием очень и очень низок. Механизмов, воздействующих на социализацию подрастающего поколения, к тому моменту в обществе не было. В то же время Фатхуллин упоминал некое проведённое в Казани социологическое исследование: в справке с его итогами содержались некие рекомендации о ведении работы по профилактике нарушений на научной основе, а не на стихийной основе. Сам он утверждал о недопустимости «диффузии ответственности» за положение дел с подрастающим поколением[133].

В 1989 году в одном из опубликованных социологических исследований было констатировано, что внимание учёных в предыдущие два десятилетия было сконцентрировано на совершенствовании деятельности организаций по работе с молодёжью, однако ситуации, когда определённые группы молодых людей оказывались в сфере влияния субкультур, не изучались[117]. В том же году в Минске состоялась Всесоюзная конференция по вопросам молодёжной преступности, на которой присутствовал начальник отдела по борьбе с организованной преступностью МВД Татарской АССР С. О. Тесис: по его мнению, наука не могла дать конкретных рекомендаций, однако ситуацию немного облегчила социологическая лаборатория Казанского университета во главе с А. Сагалаевым. По мнению Тесиса, использовать исключительно милицейские методы для решения молодёжных проблем было ошибкой, поскольку авторитет милиции у населения падал, а сами сотрудники хотели сменить работу из-за перегрузок[134].

К 1991 году, согласно Агеевой, начали выпускаться работы учёных НИИ профтехпедагогики Академии педагогических наук СССР, социологической лаборатории КГУ, Казанского филиала Московской высшей заочной юридической школы и других университетов — работы, посвящённые проблемам молодёжи. В работах проблема «казанского феномена» рассматривалась с разных точек зрения, но однозначный ответ на вопрос о его причинах возникновения и способов борьбы с ним не давала[135]. По словам Н. С. Фатхуллина и кандидата юридических наук Р. М. Валеева от 1985 года, не наблюдалось надёжного управления социализацией подрастающего поколения[136].

Поскольку «казанский феномен» слишком часто рассматривали через призму уголовного кодекса, в ходе борьбы против этого явления больше всего средств выделялось на обеспечение милиции, а не на нужды школ или объектов соц-культбыта В то же время предпринимались шаги, связанные с системой образования. Так, в начальных классах школ ввели пятидневку, в старших классах ввели зачётную систему знаний, были учреждены классы с углублённым изучением предметов (в том числе татарского языка и культуры), а в профтехучилищах были изменены учебные планы[137]. В 1987 году учащийся Московского станкостроительного техникума Владимир Барц предложил создать некую специальную организацию, которая занималась бы чисто подростками и могла бы решить те проблемы, которые были не по плечу комсомолу[138]: в итоге в Москве появился Московский союз подростков, в шутку названный «Союзом непричёсанных», а в Казани заработало объединение «Подросток»[139]. Вместе с тем руководство Казани чаще вело борьбу с последствиями феномена, а не его причинами: эффективность работы с подростками оценивалась руководством лишь в виде «количества проведенных мероприятий и исписанной бумаги»[140].

Считается, что конец «казанскому феномену» пришёл с наступлением Перестройки, когда агрессивные настроения в соседних районах стали пропадать: юноши спокойно знакомились с девушками из районов, прежде считавшихся враждебными[2]. В конце 1980-х годов заместитель начальника УВД Казанского горисполкома Е. Н. Гатцук заявил, что милиции удалось выявить ребят из групп риска во всех первых классах казанских школ, которым требуется помощь психологов, педагогов и медиков, чтобы они не стали на преступную дорогу. Это заявление некоторые связывали с победой над «казанским феноменом»[109]. С другой стороны, распад СССР и все его политические и экономические последствия способствовали распаду традиционной системы уличных группировок в связи с радикальной сменой ценностей общества[3]. Социологи, не предполагая распад Советского Союза, прогнозировали очередной всплеск насилия после того, как костяк главарей отбудет свои сроки и ориентировочно через 7 лет после осуждения выйдет на свободу, однако преступный мир тогда переключился на коммерсантов[6]: повзрослевшие подростковые банды превратились в особо опасные казанские ОПГ, ставшие печально известными на всю Россию в 1990-е годы[1]. В некоторых источниках к «казанскому феномену» относят и эти самые преобразованные ОПГ, пик деятельности которых пришёлся на 1990-е годы[90].

Некоторые члены казанских молодёжных банд больше не возвращались к своему прежнему занятию и нашли себя в новом обществе. В частности, Роберт Гараев стал экскурсоводом в Еврейском музее и центре толерантности, а некоторые из «мотальщиков» пришли в органы правопорядка, чтобы помогать бороться против преступных группировок, поскольку сами знали изнутри структуру похожих на ОПГ движений[154]. Другие решили уйти в бизнес, занимаясь при этом крышеванием и рэкетом[6]. Третьи, сторонники «традиционных» банд, всячески продолжали следовать традициями и противопоставлять себя легализовавшимся бизнесменам («торгашам»)[3], считая для себя главным наличие силы и предпочитая при малейшем оскорблении «встать в отмах» (ввязаться в драку и заставить обидчика ответить за свои слова)[31]. Банды, которые в перестройку занимались преимущественно вымогательством у цеховиков и кооператоров, взяли под контроль наркоторговлю и проституцию. После раздела сфер влияния в Казани татарстанские преступные сообщества стали распространять влияние и на Москву и Петербург, а многие члены таких банд сгинули во время бандитских войн в 1990-е[2]. Многие группировки времён «казанского феномена» так и не раскрыли всех своих секретов, а все оценки их деятельности, которые давали разные специалисты (от психологов до криминалистов), остались лишь приблизительными[155].

Одной из наиболее крупных преступных группировок Казани к концу 1990-е стали «Перваки» из микрорайона Первые Горки, выросшие как раз из подростковой банды: они занимались крышеванием местного бизнеса и вели войну против банд-конкурентов «Высотка» и «Калуга», владея ночным клубом «Эйфория». В 1997 году после убийства одного из лидеров «перваков» по кличке «Гриня» группировка раскололась: одна её часть во главе с Альбертом «Бибиком» Бартовым объявила войну банде «Хади Такташ», но потерпела поражение. Главарь «такташевских» Радик «Раджа» Галиаберов объявил награду в 5 тысяч долларов за каждого убитого «первака» (есть версия, что их могли стравить сотрудники МВД, чтобы покончить с остатками уличных банд). Члены другой части «перваков» во главе с Фирдинантом «Федей» Юсуповым воздержались от таких стычек, однако к 2010-м годам их всех изловила полиция. В 2013 году Верховный суд Татарстана неожиданно оправдал всех арестованных, посчитав недоказанным факт существования «Перваков» как таковых, однако в марте 2021 года их главный киллер был экстрадирован из Болгарии[7]. Считается, что разгромленная группировка «Теплоконтроль» также существует, хотя и не обладает былой мощью и влиянием[2].

Бывший заместитель главы МВД по Республике Татарстан и бывший главный федеральный инспектор по Республике Татарстан Ренат Тимерзянов утверждал, что принять решительные меры против преступных группировок ему удалось только после того, как член итоговой коллегии МВД по РТ и первый президент республики Минтимер Шаймиев прямо потребовал от органов начать влиять на группировки и их лидеров. Когда Тимерзянов сказал, что для этого нужна политическая воля руководства республики, Шаймиев заявил о своей готовности полностью поддерживать правоохранителей в этой борьбе[90]. Считается, что только в начале 2000-х годов удалось разгромить основную массу ОПГ[6].

По мнению Роберта Гараева, в современных преступных группировках Казани числятся выходцы из средней Азии, однако среди них нет современных детей. Дети, по его мнению, могут найти себе «дело по душе», а «казанский феномен» лишь доказал свою неработоспособность в качестве «эксперимента»[3]. Главный редактор журнала «Идель» Айсылу Хафизова считает, что в 2010-е годы «казанский феномен» был фактически забыт, оставшись лишь в воспоминаниях старшего поколения[156], хотя для некоторых современных жителей Казани упоминания о том, что их родители были в уличной банде или даже преступной группировке, приводят к началу «ностальгического разговора» на эту тему[7]. В то же время есть версия, что «казанский феномен» не был побеждён до конца: группировки, по мнению Гараева, не прекратили существование, а исчезли из поля зрения обычных людей, оказавшись «на обочине жизни»[31].

Некоторые исследователи называют реинкарнацией феномена зародившееся в 2010-е годы подростковое движение «АУЕ»[1]. Постоянные сообщения в сводках происшествий Казани о стычках и «стрелках» между представителями банд истолковываются как один из признаков «ренессанса» молодёжных ОПГ, связанного также с ростом активности «севших на дно» воров в законе, выхода на свободу ранее осуждённых членов ОПГ и роста популярности «АУЕ»[157]. В 2017 году прокурор Республики Татарстана обвинил правоохранительные органы в том, что они дают «не отвечающий реалиям» ответ организованной преступности на фоне того, что в республике стали снова поднимать голову ОПГ, вовлекающие в свою деятельность несовершеннолетних. По заявлению доцента института психологии и образования Казанского федерального университета Рамиля Гарифуллина, возрождение «казанского феномена» может быть расценено как угроза национальной безопасности России[158]. Анвар Маликов отмечает, что группировки возрождаются в школах и в настоящее время контролируют ночные клубы в Казани и Татарстане, что может расцениваться как «бомба замедленного действия»[6].

• О «казанском феномене» в Перестройку были сняты документальные фильмы Ависа Привина и Марины Разбежкиной «А у вас во дворе?»[6], а также серия фильмов авторства Роберта Хисамова и Николая Морозова, состоящая из картин «Зовёт страна Апрелия» (часто не включается в этот блок, так как повествует о бардовском движении), «Пустота» (1987), «Страшные „игры“ молодых» (1988) и «Крик. ПТУ не с парадного подъезда» (1989)[75]. Картина «Страшные игры молодых» даже попала в один из сюжетов программы «Взгляд», а аудитория была шокирована тем, что показывалось в картинах[159]: в кадры попадали драки «стенка на стенку» среди малолеток, тела убитых в результате потасовок школьников, похороны погибших, суды над организаторами и соучастниками преступлений, а также съёмки из колоний для несовершеннолетних, куда отправлялись осуждённые «мотальщики». За свои острые публицистические документальные фильмы Хисамов и Морозов в 1987 году были удостоены премии МВД СССР[75].
• В 1991 году журналистка газеты «Вечерняя Казань» Любовь Агеева выпустила книгу «Казанский феномен: миф и реальность», которая стала одним из крупнейших исследований «казанского феномена» и была также посвящена общим проблемам воспитания молодёжи Татарстана на стыке десятилетий[160]. Ещё одно крупное исследование подобного феномена провёл Роберт Гараев в своей книге «Слово пацана. Криминальный Татарстан 1970—2010-х»: Гараев был сам одним из членов подобных банд, который издал книгу, используя собственный опыт и проведённые «полевые» эксперименты[3].
• О борьбе с наследниками молодёжных банд и казанскими ОПГ после распада СССР в книге «Закат казанского феномена» писал руководитель Аппарата Президента Республики Татарстан и глава МВД Татарстана в 1998—2012 годах Асгат Сафаров[157]. Сам Роберт Гараев критически относился к работе Асфарова, считая её «самой слабенькой» из книг по этой теме, но при этом высоко ценил книги Максима Беляева и Андрея Шептицкого из серии «Бандитский Татарстан» о событиях тех лет: в книгах этой серии использовались материалы реальных уголовных дел[31].
• В 2016 году арт-директор издания «Инде» Анастасия Ярушкина выпустила коллекцию футболок с названиями казанских преступных группировок, которые выросли из дворовых банд, и фотографиями некоторых их членов — среди названий фигурировали «Хади Такташ», «Квартал», «Жилка» и «Теплоконтроль». Реакция казанцев оказалась неоднозначной: многие осудили инициативу, расценив как попытку героизации преступников. Негативно высказались и авторы серии книг «Бандитский Татарстан»: Максим Беляев назвал коллекцию футболок банальной попыткой коммерциализации «казанского феномена», а Андрей Шептицкий приравнял ношение таких футболок к ношению фотографий убийц и насильников[161].
• На открытии III Всероссийского форума «Время кино» весной 2017 года был представлен проект веб-сериала «Братья» Максима Ардашева и Тимура Садыкова, в котором должны присутствовать две временные линии: 1987 год, время расцвета «казанского феномена», и 1994 год, первые годы существования РФ и события после распада традиционных «контор»[162]. Предполагалось отснять восемь 5-минутных серий для трансляции в соцсетях и на YouTube, однако не исключалась возможность трансформации материала в телевизионный формат (45-минутные серии). Режиссёр сериала Тимур Садыков, который проживал в криминогенном районе на улице Яхина и хорошо знал о преступлениях «контор», намеревался исключить какую-либо романтизацию бандитизма в своём сериале[163].
• 1 февраля 2022 года кинорежиссёр Жора Крыжовников объявил о начале работы над телесериалом о казанских группировках под рабочим названием «Слово пацана»[164]: несмотря на совпадение с названием книги Роберта Гараева, автор книги заявил, что сценарий фильма Крыжовникова будет сильно отличаться от книги[38].

• Агеева Л. В. Казанский феномен: миф и реальность. — Казань: Татарское книжное издательство, 1991. — 295 с. — ISBN 5-298-00667-1.
• Гараев Р. Н. Слово пацана. Криминальный Татарстан 1970–2010-х. — Казань: Individuum, 2020. — 624 с. — ISBN 978-5-6044959-5-7.

• Анвар Маликов. «Казанский феномен». Вернутся ли молодежные банды? (неопр.). Идель (28 июня 2019). Дата обращения: 3 февраля 2022.
• Любовь Ширижик. «Был у пацанов дух». Участники подростковых банд 80-х — о том, как советская молодежь билась за улицы и районы (неопр.). Лента.ру (20 декабря 2020). Дата обращения: 19 августа 2021.
• Антон Юлаев. «Родители ходят на партсобрания, а дети проламывают друг другу головы» (неопр.). Znak.com (31 марта 2021). Дата обращения: 19 августа 2021.
•  Страшные «игры» молодых