Дар напрасный, дар случайный

Пушкин написал это стихотворение на фоне жизненного кризиса, сложных отношений как с властью, так и обществом. С одной стороны, он находился под полицейским надзором, Третье отделение вменяло ему святотатство в связи с его ранней антиклерикальной поэмой «Гавриилиада» и связь с заговорщиками-декабристами, которая была прочитана между строк элегии «Андрей Шенье», с другой — общество отвернулось от него из-за «Стансов» («В надежде славы и добра») и последовавшим вслед за ними стихотворением «Друзьям» («Нет, я не льстец»)[1], увидело в них лишь попытку угодить трону, но не то, что поэт попытался ставить в пример молодому императору Николаю его предка Петра, который был «То академик, то герой, то мореплаватель, то плотник»[2]. Не сделала жизнь Пушкина приятней и ссора с Анной Олениной, ответившей отказом на его сватовство[3][4].

В 1827 году Пушкин написал «Три ключа» («В степи мирской, печальной и безбрежной») где, пока ещё в аллегорической форме, заговорил о притягательности смерти, «ключа забвения»[2][5]. Наконец, 19 мая 1828 года появилось его «Воспоминание», связанное с «Даром» не только темой и настроением, но и звучанием, используемой лексикой. Кульминацией подобного настроения поэта и стал «Дар напрасный, дар случайный»[6].

Впервые «Дар…» опубликован в альманахе «Северные цветы» на 1830 год[7]. Автографа стихотворения не сохранилось, в 1899 году в качестве такового экспонировалась и воспроизводилась копия, сделанная, вероятно, Елизаветой Хитрово. Первое упоминание в сохранившихся собственноручных записях Пушкина находится в списке предназначенных к печати стихотворений, составленном в конце мая — начале июня 1828 года, где оно фигурирует под своим первым названием «На день рождения»[8].

Стихотворение действительно датировано днём рождения поэта — 26 мая 1828 года, Пушкину исполнилось в этот день двадцать девять лет. Эту дату подтверждает собственноручная пометка Пушкина на рукописной копии и эпиграф в напечатанном тексте[9]. Такая точность датировки для Пушкина достаточно необычна[10].

Хотя стихотворение входит в число глубоких философских произведений Пушкина, обращённых на понимание самой сути бытия[11], и тематически близко поэзии любомудров, его отличают кажущаяся стилистическая простота и обыденность, отсутствие метафизических построений. Мы видим свободно льющуюся мысль поэта, не скованную какими-либо догмами и показанную прямо в процессе её рождения[12].

Это одно из стихотворений Пушкина, написанное не ямбом, а четырёхстопным хореем — «народным», «песенным» размером. При том, что в своём раннем творчестве Александр Сергеевич обращался к такому размеру, чтобы воспеть любовь, вино, дружбу и прочие радости бытия, он после 1822 года зачастую пишет хореем тревожные, грустно-медитативные стихи. Если в стихотворении 1825 года «Если жизнь тебя обманет» ещё присутствует оптимистичный финал, то в стихотворении «Дар напрасный…» это далеко не так[13].

Юрий Лотман отметил важность повторения слова «дар» в первой строке, хотя, с точки зрения стихотворного размера, вполне можно было бы написать «дар напрасный и случайный». Совпадение влечёт за собой выделение, структурную активацию, несовпадающей части: в данном случае — слов «напрасный» и «случайный», которые образуют контрастную пару и становятся смысловым центром произведения[14].

Валентин Непомнящий обратил внимание на звукопись стихотворения: «дАр — нАпрАсный — дАр — случАйный — дАнА — тАйной — осужденА — менЯ — влАстью — воззвАл — стрАстью — взволновАл — мнОЮ — пУстО — Ум — тоскОЮ — ОднОзвУчный — шУм…», охарактеризовав её как «стон и плач»[15].

В этом, самом мрачном и безнадёжном у Пушкина стихотворении[16][17][18] художественный образ жизни как дара свыше соседствует с образами бесцельности, однообразия и тоски[19]. Характерно, что прилагательное «однозвучный», которым автор характеризует «шум» да и само течение жизни, встречается в его стихах лишь трижды: один раз до 1828 года, в стихотворении 1825 года «Зимний вечер» («Буря мглою небо кроет»), и один раз после — в 1830 году в «Стихах, сочинённых ночью во время бессонницы» («Я понять тебя хочу, Смысла я в тебе ищу»). Все они близки друг к другу по настроению[20][16].

Написанные в том же 1828 году неделей раньше[18] «Воспоминание»[21] («Когда для смертного умолкнет шумный день») и, несколько позднее, «Предчувствие» («Снова тучи надо мною») образуют вместе с «Даром напрасным…» своего рода трилогию или «психологический цикл»[К 1][22]. В качестве продолжения подобной философско-пессимистической тематики у Пушкина можно назвать стихотворение 1830 года «Бесы» («Сколько их! куда их гонят?»). Однако ни в одном из вышеназванных стихотворений нет такой глубины безысходности[16].

Если в «Трёх ключах» Пушкин написал, что слаще умереть, чем жить, то тут — что лучше бы ему вообще не родиться, в «Воспоминании» он отрицает своё прошлое, а тут — также настоящее и будущее[23]. Автор ищет какой-либо смысл жизни, но его потребность в познании истины остаётся тщетной. И поскольку цель бытия не ясна или отсутствует, любое приложение сил, ума или страсти кажутся бесплодными. Человек оказывается противопоставленным враждебному и непознаваемому миру и действующим в нём непонятным силам[24]. Лев Лосев сравнил отношение Пушкина к жизни как к случайному и напрасному страшному дару с этикой экзистенциализма[25].

«Дар напрасный» нередко рассматривают в оппозиции с написанным двумя годами ранее «Пророком». Если первое по времени написания стихотворение говорит, причём высоким языком религии, о предназначении поэта, даре, ниспосланном ему свыше, второе же, напротив, утверждает тщету человеческого бытия[26]. Впрочем, если рассматривать «Пророка» пусть как и свидетельство некоторого духовного преображения, но не в буквально религиозном смысле, то противоречие не настолько велико[27]. Т. В. Седакова обращает внимание на то, что концовка «Дара…» по сути — возвращение к состоянию той «духовной жажды… в пустыне», с которой начинается «Пророк»[28].

В «Даре напрасном…» агностицизм Пушкина (который он неоднократно выражал в своём творчестве и личной переписке) тот самый наполненный сомнением ум, о котором он пишет и в этом стихотворении, достиг уровня прямого богоборчества, отчаянного вызова небу[21], особенно проявляющегося в строчках[29]:

Кто меня враждебной властью
Из ничтожества[К 2] воззвал.

Михаил Мурьянов, пытаясь истолковать эти строки с ортодоксальных позиций[31], предположил, что вызов Пушкина обращён не к Богу, но к дьяволу[32].

Ещё в 60-х годах XX века советский критик Дмитрий Благой обратил внимание на параллель между вызовом, который бросает высшим силам Пушкин, с сюжетом ветхозаветной Книги Иова, находя прямые отсылки к ней в тексте стихотворения. Дмитрий Благой акцентирует внимание на том, что ещё с 1823—1824 годов Библия всерьёз заинтересовала Пушкина, и её чтение становится одним из источников творчества поэта[К 3][33].

Пушкин, написав «Дар…» в свой день рождения, 26 мая, как и Иов, «проклял день свой»[К 4], ни тот, ни другой не видит в жизни смысла («на что дан свет человеку, которого путь закрыт и которого Бог окружил мраком?»). Даже чувство враждебности Творца отчётливо звучит уже в мольбе Иова («Сколько у меня пороков и грехов? Покажи мне беззаконие мое и грех мой. Для чего скрываешь лице Твое и считаешь меня врагом Тебе?»)[30]. На существование последней из параллелей было указано Ириной Сурат[34].

Однако Пушкин, в отличие от библейского персонажа, не чувствовал себя праведником, в своём стихотворении он не проявляет никакого смирения, нет там ни покаяния, ни, собственно, веры[30]. Если в финале Книги Иова Бог отвечает на отчаянные призывы праведника, Пушкин видит перед собой «однозвучную» тоску жизненного пути, лишённого цели[35]. В последней строфе стихотворения поэт обращён уже не к небу, но замкнут в плоскости сугубо человеческих, мирских переживаний[36].

На стихотворение обратил внимание митрополит Московский и Коломенский Филарет, написав на него стихотворный ответ-наставление[37], который, по-видимому, был передан Пушкину через Елизавету Хитрово, которая, по свидетельству Петра Бартенева, сама и познакомила митрополита со стихотворением Пушкина[38].

Ответ Филарета (который М. Г. Альтшуллер оценил как слабый с точки зрения поэзии) написан от лица самого Пушкина, с использованием его строк, рифм и общего построения стиха в жанре палинодии (точнее, псевдопалинодии), то есть самоопровержения[39]. В своём ответе митрополит утверждает христианское мировоззрение, в основе которого лежит принцип свободы воли, ответственности человека за свои поступки и их последствия[32].

Стихи митрополита заинтересовали Пушкина («Стихи христианина, русского епископа в ответ на скептические куплеты! — это, право, большая удача», — писал он Е. Хитрово)[40], и вскоре, в январе 1830 года он, в свою очередь, ответил стихотворением «В часы забав иль праздной скуки», где публично признал правоту митр. Филарета и свою неправоту[37].

Имеется свидетельство Михаила Деларю, впрочем, не подтверждённое другими современниками Пушкина или автографами самого поэта, что в последней строфе пушкинского ответа должен был фигурировать не серафим, но, собственно, адресат стихотворного послания[40]. Литературоведы спорят о подлинности и законченности этого варианта, в то время как церковные публицисты уверенно цитируют этот фрагмент как подлинный текст Пушкина[41].

Ряд исследователей, начиная с Дмитрия Благого, в их число входит и Валентин Непомнящий, видят в ответе Филарета продолжение самой жизнью сюжета об Иове, роль которого «примерил» на себя Пушкин. С этой точки зрения митрополит взял на себя роль Божьего «гласа из бури», ответившего на упование Иова и вернувшего ему потерянное на жизненном пути[42][15]. Можно увидеть отсылки к Книге Иова и в самом ответе Пушкина Филарету[43].

К подобной оценке примыкает внутрицерковная традиция оценки послания Филарета как спасительной акции. В современной Русской православной церкви её, в частности, представляют протоиерей Максим Козлов[44] или архиепископ Иларион (Троицкий)[27]. Известна икона современного изографа Зинона, на которой изображён святитель Филарет[К 5], наставляющий сидящего напротив него Пушкина[45][46]. Подобный сюжет изображён и на одной из икон в московском храме иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость». Это один из ряда житийных эпизодов находящейся там иконы святителя Филарета[47].

• Пророк
• Воспоминание
• Предчувствие

• Муравьёва О. С. «Дар напрасный, дар случайный…» // Пушкинская энциклопедия: Произведения. Вып. 1. А – Д. / Пушкинский Дом, Чистова И. C. и др.. — СПб.: Нестор-История, 2009. — С. 410—412. — 520 с. — ISBN 978-5-98187-375-1.
• Альтшуллер М. Г. «В часы забав иль праздной скуки…» // Пушкинская энциклопедия: Произведения. Вып. 1. А – Д. / Пушкинский Дом, Чистова И. C. и др.. — СПб.: Нестор-История, 2009. — С. 232—235. — 520 с. — ISBN 978-5-98187-375-1.
• Альтшуллер М. Г. Диптих Пушкина и псевдопалинодия митрополита Филарета // Между двух царей: Пушкин 1824–1836.. — СПб.: Академический проект, 2003. — С. 235—252. — 354 с. — (Современная западная русистика). — 1000 экз. — ISBN 5-7331-0273-X.
• Юрьева И. Ю. Библейская книга Иова в творчестве Пушкина // Русская литература. — 1995. — № 1. — С. 184—188.
• Таборисская Е. М. Онтологическая лирика Пушкина 1826—1836 годов // Пушкин: Исследования и материалы. — 1995. — Т. 15. — С. 76—96.
• Благой Д. Д. На берег выброшен грозою (Лирика 1826—1828 годов) // Творческий путь Пушкина (1826—1830). — М.: Советский писатель, 1967. — С. 172—180. — 723 с.
• Непомнящий В. С. Дар: Заметки о духовной биографии Пушкина // Новый мир. — 1989. — № 6. — С. 256—260.
• Сурат И. З. Библейское и личное в текстах Пушкина // Коран и Библия в творчестве Пушкина / Под редакцией Д. Сегала и С.Шварцбанда. — Иерусалим, 2000. — С. 109—120. — 255 с. — ISBN 965-7181-00-3.
• Седакова Т. В. Личность Пушкина в лирике // Проблемы современного пушкиноведения: Межвузовский сборник научных трудов / Цветкова Н. В. и др.. — Вологда: ВГПИ, 1989. — С. 19—28. — 168 с. — 1000 экз.
• Феликс Раскольников. Пушкин и религия // Вопросы литературы. — 2004. — № 3. Архивировано 14 октября 2016 года.
• Священник Иоанн Малинин. К литературной переписке митрополита Филарета и А. С. Пушкина (неопр.). Православие.Ru (8 июня 2006).
• Городова М. А. Дар случайный? Три урока Пушкина (глава из книги «Ветер Нежность») (неопр.). Православие.Ru (6 июня 2011).

• Пушкин А. С. Дар напрасный, дар случайный // Полное собрание сочинений: В 16 т. — М.; Л.: Издательство АН СССР, 1948. — Т. 3, кн. 1. Стихотворения, 1826—1836. Сказки. — С. 104.