Блутмай

По результатам выборов 1928 года Социал-демократическая партия Германии получила наибольшее количество мест в рейхстаге – 153 из 491. Но ее коалиционные соглашения с центристскими и даже правыми партиями ограничивали возможности проведения значимых реформ в сфере трудовых отношений и прав рабочих[1]^:138. Тем временем КПГ оставалась одной из крупнейших компартий Европы, и общее число мест на выборах 1928 года у немецких коммунистов увеличилось с 45 до 54. КПГ возглавлял Эрнст Тельман, который поддерживал тесную ориентацию на Советский Союз и Коммунистический интернационал. Из-за негативного отношения советского руководства к немецким социал-демократам КПГ занимала враждебную позицию по отношению к СДПГ как к защитникам капиталистического строя[2]^:132

Несмотря на свои идеалы демократии и либерализма, Веймарская республика унаследовала от авторитарного предшественника ярко выраженные милитаристские государственные институты, привыкшие к применению репрессивных мер. Берлинская полиция использовала военные методы обучения и подвергалась критике как за свою реакционную культуру, так и за приобретение армейского оружия и снаряжения. На протяжении 1920-х годов полиция регулярно участвовала в политическом насилии, в том числе против коммунистов. Это привело к готовности берлинской полиции использовать «военное преимущество, чтобы нанести решительное поражение „пролетарскому врагу“».

У КПГ было военизированное крыло — Союз красных фронтовиков, члены которого периодически устраивали стычки с полицией. СКФ действовал небольшими мобильными боевыми отрядами, обученными (в различной степени) уличным боям[2]^:3.

Задолго до «черной пятницы», 25 октября 1929 года, спровоцировавшей мировой экономический кризис, в немецкой столице появились признаки бури. В затяжную холодную зиму 1928–29 года нарастали социальные конфликты и обострялись экономические проблемы, бум стих, в стране было почти три миллиона безработных, городская и государственная казна опустела, участились политические столкновения.

13 декабря 1928 года социал-демократический полицей-президент Берлина Карл Фридрих Цёргибель (1878–1961) запретил «все собрания под открытым небом, включая все шествия, из-за непосредственной угрозы для общественной безопасности»[3]. Запрет действовал бессрочно и с весны 1929 года распространялся на всю территорию Пруссии. Он был сохранен для Берлина и при подготовке традиционных митингов на Первомай, который в Веймарской республике только один раз, в 1919 году, был государственным праздником.

В экстренном предложении в городском совете фракция КПГ безуспешно требовала отмены запрета на демонстрации[4]. 23 марта 1929 года министр внутренних дел Пруссии Альберт Гжесинский (1879–1947) заявил, что «будет беспощадно выступать против радикальных организаций всеми доступными средствами на благо мирного и миролюбивого населения. При этом я не буду уклоняться от роспуска таких союзов и объединений, которые существуют в форме политических партий»[5]. Прежде всего имелась в виду КПГ и возглавляемые ею организации, особенно Союз красных фронтовиков. Поэтому КПГ восприняла заявление Гжесинского как угрозу запрета и расценила его — в соответствии с линией Коминтерна — как выражение реакционной роли СДПГ, как ее готовность использовать «фашистско-диктаторские средства» для угнетения рабочих[6].

Во многих районах Берлина были созданы комитеты по подготовке к первомайским торжествам. Первый майский комитет был основан 26 марта на турбинном заводе AEG[7]. 12 апреля был сформирован Комитет Большого Берлина, в который вошли 60 членов из более чем 600 предприятий, профсоюзов и других организаций. Планировалась мирная демонстрация — Цёргибель знал об этом и 16 апреля дал Гжесинскому свою оценку ситуации: «Демонстрация должна иметь мирный и безоружный характер»[8].

26 апреля «Майский комитет берлинских рабочих» опубликовал призыв к первомайской демонстрации, несмотря на запрет: «Даже в реакционном Мюнхене, даже в Гамбурге, в Киле, Шлезвиг-Гольштейне – везде снят запрет на демонстрации 1 мая. Только полицей-президент Цёргибель хочет спровоцировать кровопролитие среди безоружных берлинских рабочих»[9]. В то же время КПГ потребовала от полиции на Первомай: «Не бейте, не стреляйте», коммунисты не заинтересованы в столкновениях; поэтому они пойдут безоружными, рабочие «выходят не на борьбу с полицией, столкновения с шупо, на кровопролитие»[10].

27 апреля был подтвержден запрет на первомайскую демонстрацию в Берлине. Цёргибель заявил, что всякий, кто идет на демонстрацию, подвергает себя большой опасности: «Потому что я полон решимости утвердить государственную власть в Берлине всеми имеющимися в моем распоряжении средствами»[11]. Он также призвал берлинцев не прислушиваться к призывам КПГ, поскольку она действует по указаниям Москвы и хочет, чтобы на улицах Берлина пролилась кровь». Подозрения, направленные против КПГ, появились и в социал-демократической печати: «КПГ нужны трупы» или «200 убитых на Первомай?»[12]. В своих заявлениях социал-демократические газеты распространяли мнения, например, о том, что коммунисты и «последователи свастики» своими эксцессами и поножовщиной сами способствовали запрету[12]. И КПГ, и СДПГ заранее обвиняли друг друга в возможном кровопролитии.

К 1 мая более 13 тысяч полицейских были приведены в Берлине в состояние боевой готовности. В связи с запретом митингов СДПГ и профсоюзы отмечали Первомай в закрытых помещениях. Следуя призыву к первомайской демонстрации, около 9 часов утра участники попытались сформировать шествия, чтобы добраться из окраин до центра города. Демонстранты выдвигали не только социальные требования, но и политические лозунги. Во многих местах им преградили дорогу подразделения полиции. Полиция применила против демонстрантов и прохожих резиновые дубинки, водометы и «предупредительные выстрелы». Но отдельным группам демонстрантов удалось проникнуть в центр города. По окончании профсоюзных собраний в закрытых помещениях их участники часто присоединялись к демонстрантам. Между Александерплац и Потсдамской площадью собрались несколько тысяч человек. По оценкам, в демонстрации приняли участие 200 000[13].

К полудню ситуация обострилась: демонстранты были спровоцированы действиями полиции, полиция – демонстрантами. В полдень полиция с применением оружия штурмовала митинг в бальных залах Клима, на котором присутствовали 3000 участников. Были обстреляны и группы демонстрантов в других частях города: кровавые столкновения вспыхнули в Митте на Хаккешер-Маркт и на Бюловплац, в Пренцлауэр-Берг на Сенефельдерплац, в Веддинге и в Нойкёльне. На Шёнхаузер-Тор и возле Александерплац были сооружены дорожные заграждения против полицейских машин. Полиция задействовала броневики для патрулирования улиц, часто стреляя без разбора в подъезды домов и в окна[14].

Вскоре полиция «очистила» от демонстрантов улицы в центре Берлина. В районе Веддинг, где проживало много сторонников КПГ, насилие со стороны полиции постепенно переросло в уличные бои. Рабочие начали возводить баррикады. Берлинская полиция применила огнестрельное оружие. Одной из первых жертв был мужчина, наблюдавший за происходящим из своего окна[15]. Двое других были застрелены в своих квартирах через двери, в том числе 80-летний мужчина. Большая часть боев проходила на Кёслинерштрассе в Веддинге, и к полуночи она и большая часть района оказались под контролем полиции[1]^:141-146. На юго-востоке, в районе Нойкёльн, где также было много коммунистов и их сторонников, беспорядки закончились к вечеру, когда полиция применила бронетехнику и открыла огонь на поражение[2]^:33-34.

В ответ на насилие со стороны полиции КПГ призвала к всеобщей забастовке 2 мая. По данным компартии, 2, 3 и 4 мая в Берлине бастовали 25 000 человек, а ещё 50 000 вышли в знак солидарности по всей Германии[2]^:34.

Столкновения продолжались до ночи с 3 на 4 мая. Утром 3 мая в Веддинге и Нойкёльне было объявлено чрезвычайное положение: «Лица, бесцельно передвигающиеся по улице, будут арестованы. Запрещается собираться трем и более лицам... Все лица, которые не следуют этим распоряжениям, подвергают свою жизнь опасности». Распоряжения не отменялись до 6 мая[14].

Эти события вошли в историю как Кровавый май.

Итог майских столкновений: более 30 убитых, более 200 раненых и более 1200 арестованных. Среди погибших были только мирные жители – в основном прохожие, не имевшие никакого отношения к демонстрациям. Полицейские не погибли, никто из них не получил огнестрельных ранений. После майских событий прусское правительство запретило на семь недель газету КПГ Rote Fahne и Союз борцов красного фронта. Правительства других земель последовали этому примеру после конференции министров внутренних дел 10 мая. Однако запрещать КПГ власти не решились[14].

КПГ, не заинтересованная в расширении вооруженных столкновений ни 1 мая, ни впоследствии, опасаясь запрета и роспуска своих организаций, солидаризировалась с боевиками, но дистанцировалась от пропаганды вооруженного восстания; она выступила против обвинения в «коммунистическом майском восстании». «Ничто не указывает на то, что 1 мая 1929 года КПГ хотела развязать гражданскую войну. Никаких преднамеренных попыток вооружить своих сторонников не было... Активная роль Коминтерна и подконтрольного ему военного аппарата (…) не могла быть доказана и была скорее всего маловероятна»[16].

КПГ возлагала на СДПГ исключительную ответственность за беспорядки, поскольку за запрет демонстраций и полицейские операции несли ответственность социал-демократические политики: начальник полиции Цёргибель, министр внутренних дел Пруссии Гжесинский, премьер-министр Пруссии Отто Браун (1872–1872), рейхсминистр внутренних дел Карл Северинг (1875–1952) и рейхсканцлер Герман Мюллер (1876–1931). Майские события и последовавшие за ними запреты послужили для КПГ доказательством тезиса Коминтерна о том, что социал-демократия идет по пути к социал-фашизму. В начале июня на 12-м съезде партии, демонстративно перенесенном в Берлин-Веддинг, КПГ закрепила свои сектантские, ультралевые позиции[16]. Он принял резолюцию, в которой назвал беспорядки «поворотным моментом в политическом развитии Германии». В резолюции также подчеркивалось «возникновение предпосылок для приближения революционной ситуации, при развитии которой вооруженное восстание должно быть неизбежным»[2]^:34 КПГ усилила своё противодействие СДПГ как «рычагу социал-фашистского движения».

И без того более чем напряженные отношения между двумя крупными рабочими партиями обострились до предела, к тому же на осень в Берлине были назначены выборы в городские и районные советы. Карл фон Осецкий (1887–1938) выдвинул предположение, что жертвы были принесены «на алтарь печального спора о престиже между социал-демократией и коммунистической партией»[17].

«Коммунисты получили то, что хотели. 1 мая, во всемирный праздник социалистических рабочих, в многочасовых боях между коммунистами и полицией, множество раненых и ряд убитых обагрили кровью брусчатку Берлина», — писала Vorwärts 2 мая. И далее: «Несмотря на все предупреждения, они организовали сопротивление республиканским властям, самым наглым языком снова и снова агитировали против республики, против полицей-президента и прежде всего против социал-демократии». Цёргибель оправдывал запрет демонстраций в берлинской прессе. Руководители СДПГ и фракции в рейхстаге заявили в обращении, что берлинские жертвы мая пали «по приказу штаб-квартиры коммунистов»[18].

На своей партийной конференции в Магдебурге в конце мая СДПГ коснулась этой проблемы лишь вскользь. Председатель партии Отто Вельс (1873–1939) выступил в защиту действий полиции и обвинил КПГ в путчизме[19].

Официального расследования того, что произошло 1 мая 1929 года, не проводилось. Предметом общественной критики стало прежде всего поведение полиции и сохранение запрета на демонстрации. Комитет по общественному расследованию майских событий в Берлине пришел к выводу, что полиция несет ответственность за кровавые беспорядки против мирных демонстрантов. Сотни свидетелей были допрошены о ходе событий на публичных собраниях. В мероприятии в Большом Шаушпильхаусе 6 июня приняли участие более 4000 берлинцев. «Запрещение уличных демонстраций в Первомай на самом деле не основывалось ни на пролетарских обычаях, ни на характере конституции. Коммунистическая партия не хотела жертв и не вооружала рабочих для столкновений». К такому же выводу пришел комитет, созданный Немецкой лигой прав человека[20].

События 1 мая 1929 года в Берлине углубили вражду между КПГ и СДПГ и способствовали дальнейшему расколу рабочего движения и антифашистских сил; это трагическим образом отразилось на защите Веймарской республики от наступления НСДАП. Этот аспект майских событий единодушно подчеркивается во всех работах, посвященных рабочему движению и концу Веймарской республики[21].