Бел и дракон

Это было уже по взятии Вавилона Киром (539 года до н. э.), который из политических видов покровительствовал вавилонским божествам и храмам. Почитавший божество Бела Кир спросил Даниила, почему тот не оказывает никакого почтения этому божеству. Даниил отвечал, что он поклоняется только единому истинному Богу, а не мёртвым истуканам. Царь сказал Даниилу, что он ошибается, считая Бела мёртвым; каждую ночь Бел съедает и выпивает все принесённые ему жертвы — 12 мер муки, сорок баранов и шесть мер вина. Даниил поведал царю, что всё это съедается не Белом, а его жрецами. Царь захотел убедиться в истине слов Даниила. На ближайшую ночь были принесены обычные жертвы и храм запечатан царской печатью, а по совету Даниила пол посыпали золой. На другой день печать оказалась целой и жертвы исчезнувшими, но Даниил обратил внимание царя на массу следов на золе — мужских, женских и детских. Тогда жрецы сознались, что они всегда входили в храм потайной дверью и потребляли все жертвоприношения. За обман они были казнены, и сам идол был разрушен Даниилом[3].

Даниил во рве со львами, спасаемый Хабаккуком и ангелом. Иллюстрация рукописи XV века «Ars Moriendi», Марсель, Франция

Даниил убивает дракона, бросая ему в пасть тесто, состоящее из смолы, жира и волос; проглотив это тесто, дракон лопается. За что Даниила бросают в ров со львами, но звери не трогают его, а принесённый ангелом из Иудеи пророк Аввакум доставляет ему пищу.

Греческий текст существует в двух редакциях — 1) в Септуагинте и 2) у Феодотиона; обе они переведены с разночтениями в книге профессора Henry Barclay Swete «Old Testament in Greek». Согласующиеся в своей основе, они часто расходятся в частностях. Так, в Сентуагинте, наряду со ссылкой на пророчество Хабаккука, Даниил назван священником, сыном Габала, и вводится, как лицо, ранее неизвестное; имя же вавилонского царя, в дружбе с которым он состоял, вовсе опускается. У Феодотиона царем является Кир, именующийся преемником Астиага; Даниил не назван священником; также ничего не говорится ο пророчестве Хабаккука. Язык Септуагинты проще и ближе к еврейскому; у Феодотиона он полнее, драматичнее и изысканнее: возможно, что это — отчасти переделка Септуагинты; но автор пользовался также другими источниками или основывался на иной версии предания, чем та, которая передается в Септуагинте.

Были ли эти рассказы первоначально написаны по-арамейски? Арамейский вариант указанных легенд существует: доминиканец Раймунд Мартин (1250) в конце своего «Pugio fidei» цитирует Мидраш на книгу Бытия, часть которого заключается в греческом тексте «Бела и дракона». Его точность возбуждала сомнения, но Нойбауэр (в своей публикации «Книги Товита») даёт на основании рукописи Бодлеянской библиотеки (Midrasch rabba de Rabba) сирийский текст, вполне тождественный с текстом Мартина, и параллельную выдержку из Берешит-рабба. На основании другой рукописи той же библиотеки М. Гастер издал текст легенды ο драконе, подтверждающий точность извлечения, сделанного Мартином. Арамейский текст рукописи был напечатан в «Proceedings of the Society of biblical archaeology» (ноябрь и декабрь 1894); английский перевод обширного пересказа дан Гастером в «Chronicles of Jerachmeel» (1899). Во введении к этому труду Гастер рассматривает соотношение Иерахмееля к Иосиппону, Сеферга-Яшару (англ. Sefer haYashar (midrash)) и к «Археологии» Псевдо-Филона. Арамейский текст Иерахмееля ближе к Феодотиону, чем к Септуагинте, хотя иногда согласуется с последней или с Вульгатой, порой же отличается от всех остальных. Текст Иерахмееля, как и текст Иосиппона, содержит сведение, будто Даниил положил в тесто, которое он дал дракону, железные гребни.