Чурило Плёнкович

Чури́ло (Чурила) Плёнкович — один из героев русских былин, представляемый в них как типичный щёголь-красавец «с личиком, будто белый снег, очами ясна сокола и бровями черна соболя», заезжий донжуан.

Андрей Рябушкин. Чурило Плёнкович. Иллюстрация к книге «Русские былинные богатыри», 1895 год.

Описание

В былинном эпосе есть три сюжета о Чуриле:

  • поездка князя Владимира в поместье Чурилы и служба последнего в Киеве стольником-чашником, а затем «позовщиком на пиры»;
  • состязание Чурилы с Дюком Степановичем и посрамление Чурилы;
  • связь Чурилы с женой Бермяты, молодой Катериной Никуличной, и смерть любовников от руки ревнивого мужа.

Основной тип первой былины состоит в следующем. Во время традиционного пира к Владимиру является толпа крестьян с жалобой на молодцов Чурилы, которые повыловили всю дичь, а княжеских охотников избили булавами. Вторая группа жалобщиков — рыболовы, у которых молодцы Чурилы силой перехватили всю рыбу. Наконец, приходят сокольники и доносят князю, что дружина Чурилы повыловила соколов и кречетов на государевом займище.

Только тогда Владимир обращает внимание на жалобы и, узнав, что неведомый ему Чурило живёт на реке Сароге, пониже Малого Киевца, у креста леванидова, берёт княгиню Апраксию, богатырей, 500 дружинников и едет в усадьбу Чурилы. Его встречает старый отец Чурилы, Плёнко Сорожанин, приглашает в гридню и угощает. В это время подъезжает дружина Чурилы, показавшаяся князю такой многочисленной, что он подумал, уж не идёт ли на него войной ордынский хан или литовский король. Чурило подносит Владимиру богатые подарки и так пленяет гостей своей красотой, что Владимир забывает жалобы своих людей и приглашает Чурилу к себе на службу.

Однажды во время пира Апраксия засмотрелась на «жёлтые кудри и злачёные перстни» Чурилы, подававшего к столу блюда, и, «рушая» крыло лебединое, порезала себе руку, что не ускользнуло от боярынь. Когда княгиня просит мужа сделать Чурилу постельником, Владимир ревнует, видит опасность и отпускает красавца в его усадьбу.

Второй сюжет есть часть былины о Дюке Степановиче.

Третий сюжет связан с первым. Владимир назначает Чурило «позовщиком на пиры». По обязанностям службы последний идет к старому Бермяте Васильевичу приглашать на почестной пир, но, увидев молодую жену его, прекрасную Катерину, Чурило «позамешкался» и не вернулся во дворец даже утром, когда Бермята был у заутрени. Свидание Чурилы с Катериной начинается игрой в шахматы, причём молодой «позовщик» трижды выигрывает. Тогда она бросает доску и говорит, что у ней «помешался разум в буйной голове, помутились очи ясные» от красоты Чурило и предлагает ему пойти в опочивальню. Сенная девка-чернавка извещает Бермяту об измене жены. Происходит полная трагизма сцена расправы над любовниками, и былина оканчивается смертью Чурило и Катерины, причём в некоторых вариантах Бермята женится на сенной девке в награду за донос.

Дискуссия об имени и отчестве героя

Иван Билибин. Открытка издания «Общины св. Евгении». № 214, 1902 год

Относительно самого имени Чурило существуют разнообразные теории. Одни учёные говорят о южнорусском происхождении его, так как разные варианты этого имени (Джурило, Журило, Цюрило) принадлежат к тем немногим эпическим именам, которые до сих пор сохранились в народных песнях Холмской, Подлясской и Галицкой Руси. В конце XIV века упоминается боярский род Чурило[1], из которого вышли основатели города Чурилова в Подольской губернии[2]. По мнению академика Веселовского, имя Чурило произошло из древнерусского Кюрилл — Кирилл, подобно образованию Куприан — Киприан и ряду других[3]. Академик Соболевский предлагал другую теорию: Чурило — уменьшительное имя от Чурослав, как Твердило — от Твердислав[4] Наконец, Всеволод Миллер думал, что на переход «к» в «ч» могла повлиять латинская форма Cyrillus[5].

Не менее загадочно отчество Чурилы «Плёнкович». Пленный -или плодовитый на белорусском языке.Халанский полагал, что первоначально это был просто песенный эпитет, относившийся к Чуриле: щап — щёголь, щапить — щеголять; из Чурилы Щапленковича, то есть Щёголевича, явился Чурила Плёнкович, подобно тому как Соловей стал Рахмановичем, Микула — Селяниновичем[6]. Со временем первоначальное значение прозвища Чурилы было забыто, оно превратилось в глазах сказителей в полноценное отчество, которое породило отдельный образ отца Чурилы — Плёнка, богатого гостя — Сарожанина[7]. Впрочем, Ровинский производил Плёнка от слова «плёнка»[8]. Веселовский видел в Плёнке Сарожанине фряжского гостя из Сурожа, древней Сугдеи (Судак в Крыму), откуда сурожанин означало «заморянин», а Плёнк объяснялся предполагаемой порчей слова «франк» (итальянец)[9]. Всеволод Миллер выразил несогласие с последним мнением: согласно былинам, двор Чурилы стоял на реке Сароге, Череге или на Почай-реке (Почайна), у святых мощей у Борисовых; Чуриловка - район Смоленска,где недалеко храм Бориса и Глеба.Там же хранились мощи Бориса и Глеба.От Смоленска начало реки Сож.Ранее Сжа.Отсюда Чурила Сжанин,то есть с Посожья.Подобное название есть в древних поселениях новгородских пятин[10]. Миллер отметил также уменьшительный суффикс в имени «Плёнко», поставив его в один ряд со старинными южнорусскими и позднейшими малорусскими именами вроде Владимирко, Василько, Левко, Харько[11].

Толкования образа Чурилы

Не менее спорен вопрос о психологии самого героя, о его происхождении и значении в былинном цикле. Белинский передаёт содержание былины по записи Кирши Данилова и делает из неё вывод, что «в лице Чурило народное сознание о любви как бы противоречило себе, как бы невольно сдалось на обаяние соблазнительнейшего из грехов. Чурило — волокита, но не в змеином (Тугарин Змеевич) роде. Это — молодец хоть куда и лихой богатырь». Кроме того, критик обращает внимание на то, что Чурило выдаётся из всего круга Владимировых богатырей своей гуманностью, «по крайней мере в отношении к женщинам, которым он, кажется, посвятил всю жизнь свою. И потому в поэме о нём нет ни одного грубого или пошлого выражения; напротив, его отношения к Катерине отличаются какой-то рыцарской грандиозностью и означаются более намёками, нежели прямыми словами» («Отечественные Записки», 1841; «Сочинения», изд. Солдатенкова, т. V, стр. 117—121). Этому замечанию Белинского нашлось характерное объяснение, отмеченное впоследствии Рыбниковым, по словам которого, былины о Чурило поются более охотно женщинами-сказительницами, а потому принадлежат к числу «бабьих старин», исключающих грубые выражения. По мнению Буслаева, такие реальные личности, как заезжий Чурило и Дюк, расширили киевский горизонт иноземным влиянием и ввели в эпос новое, богатое содержание. Разбора былины по существу он не даёт и только замечает, что Чурило был кем-то вроде удельного князя («Русский богатырский эпос», «Русский Вестник», 1862, и «Сборник II отд. Академии Наук», т. XLII, стр. 181—190). Д. Ровинский называет Чурилу «богатырём Алёшкиной масти, потаскуном, бабьим соблазнителем» и прибавляет, что «Чурило особенно жаловал Пётр I; у него все чины всешутейшего собора звались Чурилами, с разными прибавками» («Русские народные картинки», кн. IV, стр. 97-98).

По мнению доктора исторических наук Фроянова И. Я., отношения Чурилы с Владимиром следует толковать как военные походы киевских князей против «окольных» восточно-славянских племен, сопровождавшиеся «всевозможным насилием над побеждёнными: уничтожением людей, обращением их в рабство, выводом в Киев или истреблением местных властей, обложением оставшегося в живых населения данью… В былине о молодости Чурилы подобные реалии затемнены наслоениями последующих исторических времён. Но их очертания всё же проступают под напластованиями веков. Проглядывают даннические отношения, в которых Чурило, олицетворяющий, по-видимому, какое-то восточнославянское племя, выступает в качестве побеждённой стороны. Его поступление на службу к Владимиру не столько добровольное, сколько вынужденное»[12].

Происхождение образа Чурилы

Во время господства мифической теории даже имя отца Чурило, переиначенное в «Плен», ставилось в связь с «пленом человеческого сознания у внешней космической силы», а происхождение Чурило относилось к эпохе Даждьбога, когда «сам бог представлялся в плену, в узах» (П. Бессонов). С точки зрения той же теории смотрел на Чурило и Орест Миллер, который даже в трагической развязке любовных похождений Чурило готов был видеть какую-то «мифическую обусловленность», и отсюда выводил, что гибель героя могла указывать на его «первоначальное мифически-злое значение». Эта теория подтверждается тем, что у Святогора есть сыны Плёнковичи, а Чурило — Плёнкович и Святогор имеет имя Плён, Ярило — Чурило как форма имени этого бога свойственное характеру героя. Ярило и Чурило как бы единый персонаж. Или Чурило от Чура, что значит Чурислав — защитник Руси.

Затем учёными был поставлен более реальный вопрос: какими путями Чурило был вовлечён в киевский эпический цикл. М. Халанский приурочивает сказания о Чурило к Южной Руси, но выработку цельного типа Чурило, вместе с Соловьём, Дюком, Микулой и Святогором, переносит к московскому периоду князей-собирателей, когда мирные свойства героев с охотой привлекались к северо-великорусскому эпосу.

Против этого взгляда высказался Всеволод Миллер. Он находил в образе несколько черт, говорящих о новгородском его происхождении: этот богач-красавец, опасный для мужей (в том числе и для самого Владимира, личность которого низведена с пьедестала эпического князя-правителя), «продукт культуры богатого города, в котором развитие промышленности и торговли отразилось на нравах его обитателей и создало людей независимых, превосходивших во всех отношениях князя». Этим Чурило напоминает других, несомненно новгородских героев — Ваську Буслаева и Садко. На основании упоминаний в былине литовского князя Миллер отнёс её к концу XV в. — к периоду, предшествовавшему падению Новгорода («Почин общества любителей российской словесности», М., 1895, и «Очерки русской народной словесности», М., 1897, стр. 187—200).

Академик А. Н. Веселовский видел в Чуриле чисто бытовую фигуру одного из тех греко-романских гостей-сурожан, которые появлялись в Киеве и изумляли более грубых соседей своей красотой, блеском культурных привычек и роскошью обстановки. Впечатление, произведённое Чурилой на Апраксию и Катерину, давало готовый материал для новеллы с трагической развязкой в стиле Giraldi Cintio («Южно-русские былины» в «Сборнике Академии Наук», т. XXXVI, стр. 69-110).

Относя происхождение типа Чурило к киевскому периоду русской истории, Веселовский опирается, между прочим, на схожие имена в малорусских свадебных песнях (Журило, Цюрило)[13]. Кроме того, академик Веселовский привел целый ряд восточных и западных параллелей, правда, мало объясняющих происхождение былины, но указывающих на иноземный элемент, создавший образ изящного и пленительного героя, столь необычного на всём пространстве киевского цикла.

В таком же направлении разрабатывал вопрос К. Ф. Тиандер, который привлёк к сравнению параллельные скандинавские и шотландские сказания, испанские романсы, старофранцузские и некоторые славянские песни («Западные параллели в былинах о Ч. и Катерине» в «Журнале Министерства Народного Просвещения», 1898, XII).

Публикации текстов

Былины о Чурило, полные и отрывки, известны более чем в 40 вариантах: см. «Сборник Кирши Данилова» под ред. П. Н. Шеффера (СПб., 1901, стр. 11, 41, 65-68, 189); Рыбников, I, № 45, 46; II, № 23, 24; III, № 24-27; A. Гильфердинг («Сборник II отд. Академии Наук», LIX-LX, № 223, 224, 229, 242, 251, 268, 309); Н. Тихонравов и В. Миллер, «Былины старой и новой записи» (М., 1895, № 45, 46, 47, 48); А. Марков, «Беломорские былины» и «Известия II отд. Академии Наук» (1900, кн. II); Н. Ончуков («Живая Старина», 1902, вып. III—IV, 361).

Примечания

  1. nobilis… Czurilo, «Acta grodzkie i ziemskie», документ 1410 г.
  2. Соболевский А. И. Заметки о собственных именах в великорусских былинах // Живая Старина, 1890, вып. II, 95.
  3. Веселовский А. Н. Сборник II отд. Академии Наук, т. XXXVI, стр. 81.
  4. Соболевский А. И. Живая Старина, 1890, вып. II, 95.
  5. Миллер В. Ф. Очерки русской народной словесности. М., 1897. — С. 121.
  6. Халанский М. Г. Сказания о кралевиче Марке, I, 137.
  7. Великорусские былины киевского цикла", 208.
  8. Ровинский Д. А. Русские народные картинки", IV, 97.
  9. Веселовский А. Н. Сборник II отд. Академии Наук, т. XXXVI, стр. 67, 78-81.
  10. Миллер В. Ф. Очерки, с. 196—200.
  11. Миллер В. Ф. Очерки, с. 122.
  12. Фроянов И. Я. Древняя Русь IX—XIII веков. Народные движения. Княжеская и вечевая власть. — М.: Русский издательский центр, 2012. — С. 32. — ISBN 978-5-4249-0005-1
  13. В. Каллаш также остановился на малорусских именах вроде Джурыло, отразившихся в некоторых былинах («Этнографическое Обозрение», 188 9, кн. III, стр. 207—210, 1890, кн. VI, стр. 252).

Литература

Ссылки

This article is issued from Wikipedia. The text is licensed under Creative Commons - Attribution - Sharealike. Additional terms may apply for the media files.