Секретные сотрудники Департамента полиции

Деятельность политической полиции в Российской империи основывалась на использовании агентурной информации, собранной посредством наружного наблюдения и «внутреннего освещения»[1]. Агенты наружного наблюдения назывались филёрами и числились в штате охранных отделений и иных розыскных учреждений. Для «внутреннего освещения» использовалась «внутренняя агентура», представители которой назывались «секретными агентами» или «секретными сотрудниками». Эти лица не состояли в штате розыскных учреждений, а их сотрудничество с полицией носило тайный характер[1]. В большинстве случаев секретные сотрудники вербовались из числа участников революционных организаций и, оставаясь внутри них, сообщали полиции сведения об их деятельности. В отдельных случаях секретные сотрудники внедрялись в революционные организации извне или вступали в доверительные отношения с их участниками, от которых получали необходимую информацию. Каждый секретный сотрудник получал плату за свою работу и доставляемые сведения, причём размер оплаты зависел от качества информации, которую он поставлял[2]. Самым высокооплачиваемым секретным сотрудником в Российской империи был Евно Азеф, который на пике своей карьеры получал 1000 рублей в месяц, то есть 12000 рублей в год[3]. Все секретные сотрудники состояли на учёте в Департаменте полиции, на каждого из них заводилось особое дело, содержавшее сведения о его личности, профессии, членстве в революционных организациях, партийных кличках и т. п. Картотека со сведениями о секретных сотрудниках хранилась в Особом отделе Департамента полиции. После Февральской революции архивы Департамента полиции были вскрыты и имена секретных сотрудников обнародованы. По подсчётам историков, в период с 1880 по 1917 год в архивах Департамента полиции числилось около 10 тысяч секретных сотрудников[2].

Мотивы секретного сотрудничества с Департаментом полиции были разные. В большинстве случаев люди шли на сотрудничество из корысти или из страха перед наказанием. Некоторые поступали в сотрудники из чувства мести к партийным вожакам. В то же время среди секретных сотрудников были и люди идейные, искренне верившие, что своей службой приносят пользу государству. Примером такого идейного сотрудника является Зинаида Жученко, разоблачённая «охотником за провокаторами» В. Л. Бурцевым. Жученко была убеждённой монархисткой, видевшей в революционерах врагов государства и добровольно поступившей на секретную службу. В 1895 году она раскрыла полиции террористический кружок И. Распутина, готовивший покушение на императора Николая II. После своей встречи с Жученко Бурцев признал её честным противником и на прощанье пожал ей руку[1]. Большим мастером приобретения идейных сотрудников был начальник Московского охранного отделения Сергей Зубатов. В молодости Зубатов сам состоял на секретной службе, куда поступил из личной вражды к революционерам[4]. Сделавшись чиновником охранного отделения, он по-новому поставил дело вербовки секретных агентов. Зубатов не смотрел на вербовку как на простую куплю-продажу. Во время бесед с арестованными он старался переломить их идейно, убедить, что цели революционеров ложны и они принесут больше пользы государству, если согласятся сотрудничать с властями. Благодаря такому подходу Зубатов приобрёл множество сотрудников, работавших не за страх, а за совесть, а Московское охранное отделение стало ведущим розыскным учреждением страны[1]. Бывали и противоположные случаи, когда люди поступали на секретную службу с целью обмануть полицию и использовать своё положение в революционных целях. К числу таких неискренних сотрудников В. Л. Бурцев относил максималиста С. Я. Рысса, эсера А. А. Петрова и анархиста Д. Г. Богрова[5].

В советской историографии секретные сотрудники Департамента полиции именовались «провокаторами». Термин «провокаторы» был пущен в оборот революционерами и впоследствии перешёл в советскую традицию. Первоначально «агентами-провокаторами» назывались лица, устраивавшие провокации, то есть подстрекавшие революционеров к преступным действиям. Полицейский агент, внедрённый в организацию, предлагал товарищам устроить подпольную типографию или бомбовую мастерскую, а затем доносил на всех её участников в полицию. Отдельные случаи такого рода дали повод распространить понятие «провокатора» на всех без исключения полицейских агентов, включая простых осведомителей. По мнению П. А. Столыпина, приём этот был умышленный и имел целью бросить тень на всё царское правительство, обвинив его в борьбе с революцией преступными методами[6]. В действительности провокации со стороны секретных сотрудников были строго запрещены законом и рассматривались как преступление. В инструкциях Департамента полиции начальникам розыскных учреждений указывалось, что секретные сотрудники не должны участвовать в противозаконной деятельности революционеров и тем более подстрекать к ней других лиц. После Февральской революции, в 1917 году, Временным правительством была создана Чрезвычайная следственная комиссия для расследования преступлений царского режима. Одним из вопросов, рассматривавшихся комиссией, был вопрос о полицейских провокациях[2]. По этому поводу были допрошены десятки свидетелей, в том числе многие бывшие руководители царской полиции. На допросах свидетели уверенно отвечали, что провокации были запрещены законом, а сам факт использования секретной агентуры не содержит в себе ничего преступного, так как используется всеми без исключения государствами мира. В итоге ни одного факта полицейской провокации комиссии доказать не удалось[7].

Борьба с секретными сотрудниками полиции была одной из насущных задач революционеров. Первоначально эта борьба носила кустарный характер, так как революционеры не знали ни тактики, ни методов работы секретной полиции. В начале 1900-х годов разоблачением секретных агентов занялся известный революционер, бывший народоволец Владимир Бурцев. Бурцев пришёл к выводу, что борьба с Департаментом полиции требует знания методов его работы[8]. Чтобы изучить эти методы, он стал собирать материалы по истории революционного движения, которые публиковал в издаваемом им журнале «Былое». Под предлогом изучения истории революции Бурцев завязал сношения с рядом бывших сотрудников Департамента полиции, от которых получал необходимые ему сведения[8]. Постепенно Бурцеву удалось выявить ряд лиц, сотрудничавших с царской полицией. Самым громким делом Бурцева было разоблачение им в 1909 году Евно Азефа — секретного сотрудника Департамента полиции, стоявшего во главе Боевой организации эсеров. Деятельность Бурцева стала началом серии разоблачений. В 1911 году в Европу выехал бывший чиновник Особого отдела Департамента полиции Леонид Меньщиков. Уволенный со службы, Меньщиков вывез с собой за границу копии многочисленных документов со сведениями о секретных сотрудниках Департамента. Здесь он стал публиковать списки секретных сотрудников и передавать их представителям революционных организаций[9]. Всего Меньщиковым было обнародовано несколько сот имён секретных сотрудников, что нанесло Департаменту полиции серьёзный удар. Последний этап разоблачения начался после Февральской революции. В 1917 году Временным правительством было создано несколько комиссий по расследованию деятельности царской полиции. В их число входили «Комиссия по разбору дел бывшего Департамента полиции», «Комиссия по обеспечению нового строя», «Комиссия по разбору архивов бывшей заграничной агентуры» и др. Этими комиссиями были исследованы все сохранившиеся архивы царской полиции и созданы подробные картотеки секретных сотрудников[2].

• З. И. Перегудова. [www.pseudology.org/Sysk/Peregudova/index.htm Политический сыск в России. 1880—1917]. — М.: РОССПЭН, 2000. — 431 с.
• А. И. Спиридович. Записки жандарма. — Харьков: «Пролетарий», 1928. — 205 с.
• В. Л. Бурцев. В погоне за провокаторами. — М.: «Современник», 1989. — 272 с.
• В. К. Агафонов. Заграничная охранка. — Пг.: Книга, 1918. — 388 с.
• Л. П. Меньщиков. Охрана и революция. — М.: Изд. Всесоюзного общества политкаторжан, 1925—1932. — Т. 1—3.