Рябинкин, Юрий Иванович

Юра родился 2 сентября 1925 в Ленинграде. У него была младшая сестра Ирина (род. 30 апреля 1933 г.). Его мать Антонина Михайловна Рябинкина (урождённая Панкина, род. в 1903 г.) происходила из интеллигентной семьи. Она окончила гимназию, хорошо знала французский, немецкий, польский языки. В квартире была богатая библиотека из русской и иностранной литературы. На момент 1941 года Антонина работала заведующей библиотечным фондом и была с 1927 года членом ВКП(б). Отец в апреле 1933 года ушёл из семьи, женился повторно и уехал в Карелию, где в 1937 году был репрессирован и сослан в Уфу (его дальнейшая судьба неизвестна).

До семи лет Юрий жил у тёти в пригороде. В 1933 году он пошёл в школу и весной 1941 года закончил 8-й класс. Параллельно со школой Юрий в 1938 году в течение года посещал морской кружок Куйбышевского района, а затем три года посещал исторический кружок в Ленинградском Доме пионеров. Семья (Юрий, Ирина, Антонина и их тётя) проживала на Садовой улице (тогда улица 3-го июля) в доме 34, в квартире 2.

Узнав о начале войны Рябинкины, поскольку Антонина была партийным человеком, предпочли остаться в городе. Юрий имел проблемы со зрением и страдал плевритом, из-за чего никаких попыток отправиться добровольцем на фронт не делал. Осенью 1941 года Антонина советовала ему устроиться в военно-морскую спец-школу, чтобы тогда у Юрия было бы больше шансов поскорее эвакуироваться, но Юрий не прошёл медкомиссию.

Первую запись в своём дневнике Юрий сделал именно 22 июня, но он нигде так и не раскрыл, почему вообще начал вести дневник. Его сестра Ирина о дневнике не знала и спустя годы заявила, что ей ни разу не доводилось видеть, чтобы её брат делал в те дни какие-то записи. Возможно, что Юрий вёл дневник тайно от семьи.

В общей записи от 13 и 14 декабря Юрий написал, что их семью внесли в список эвакуирующихся на автомашинах в колонну Наркомстроя, которая должна была пройти с 15 по 20 декабря, но в итоге была отложена на неопределённое время. Когда была введена карточная система, то Антонина получила рабочую карточку, Ирина — детскую, а Юрий, поскольку он был неработающим подростком, — иждивенческую, вследствие чего он получал самую маленькую норму хлеба. В конечном итоге полностью доведённый до отчаяния голодом Юрий стал разными способами иногда прикарманивать себе часть паек, предназначенных для Антонины и Ирины. В самом дневнике он горько раскаивался в своём поведении, а к концу декабря несколько раз затрагивал в записях темы самоубийства и приближающейся смерти. Как и многие ленинградцы семья Рябинкиных ближе к январю 1942 года заболела асцитом. Последняя запись 1941 года датирована 24 декабря, где Юрий вспоминает об их довоенной жизни и характеризует это следующими словами: «Это было счастье, которое я даже не подозревал — счастье жить в СССР, в мирное время, счастье иметь заботившуюся о тебе мать, тётю, знать, что будущего у тебя никто не отымет. Это — счастье».

8 января 1942 года Антонина с Ириной отправились в эвакуацию, а Юрий остался дома, так как сил у него идти не было (по воспоминаниям Ирины, в последние дни, когда она его видела, он уже так ослабел, что ходил, опираясь на палочку), а тащить его на себе Антонина сама тоже не могла. Антонина и Ирина были эвакуированы в Вологду, куда прибыли 26 января и в тот же день Антонина умерла прямо на вокзале от истощения. Живую ещё Ирину отправили в детприемник, откуда 11 февраля определили в детский дом в деревне Никитская, из которого в 1945 году её забрала сестра Антонины. Судьба самого Юрия осталась неизвестной. Последняя запись в дневнике датируется 6 января 1942 года, за два дня до отъезда матери и сестры, и завершается фразой «О господи, что со мной происходит? И сейчас я, я, я…» На этом дневник заканчивается.

В феврале 2021 года в архивах Информационного центра ГУВД по Санкт-Петербургу и Ленинградской области был обнаружен адресный листок убытия квартиры Рябинкиных, датированный 2 марта 1942 года, в котором Юрий помечен как умерший[1].

Дальнейшая судьба Юрия Рябинкина, как и история его дневника, очень запутаны. В период войны в Вологде некая Ревекка Трифонова работала в туберкулезной больнице патронажной сестрой. Где-то в 1942 году она везла в больницу умирающего учителя из деревни Клипуново Лежского района (теперь часть Грязовецкого района). При себе у учителя был дневник Юрия Рябинкина, который его жена отдала Ревекке. Учитель уже не мог говорить и поэтому не мог сказать, как к нему попал дневник, его жена этого тоже не знала. Спустя несколько дней учитель умер и Ревекка забрала дневник себе. Он хранился в её семье многие годы в качестве памяти о тех днях. Трифоновы часто перечитывали его, но, хотя Юрий в самом начале дневника указал свой домашний адрес, попыток разыскать его семью не делали. В 1970 году к готовящемуся юбилею блокады газета «Смена» сделала массовый запрос по советским школам — собрать свидетельства тех дней, — и внучка Ревекки Татьяна принесла дневник Юрия в редакцию. Сами Трифоновы утверждали, что была ещё одна тетрадка, которую Юрий (если она принадлежала ему), начал, вероятно, вести позднее, но этот дневник был ничем не примечателен: в нём было лишь шесть страниц, из которых были использованы только две или три, но они были исписаны бессвязным, без какой-либо датировки, вышедшим за линейки, набором слов, вроде «умираю», «хочу есть» и т. д.. В дальнейшем, эта вторая тетрадка куда-то потерялась. Трифоновы так же помнили, что обе тетради выглядели немного обгоревшими.

Когда Ирина Рябинкина прочитала «Смену», опубликовавшую отрывки из дневника Юрия, она сумела разыскать Ревекку, но та не смогла сообщить ей о судьбе Юрия ничего конкретного. Дневник Юры был отдан Ирине. Алесь Адамович и Даниил Гранин в своей книге высказывают гипотезы, что либо Юрий сумел продержаться до эвакуации и попал в детприемник Лежского района (так именно в эту местность попадали многие эвакуированные), где и умер, либо же он умер ещё в Ленинграде[2].

Остаётся неизвестным, как дневник попал из Ленинграда в Лежский район.

• Дневник Юры Рябинкина
• «ВО СНЕ Я ВИЖУ ТОЛЬКО ХЛЕБ…»
• Фильм «Блокада» — рассказывает Даниил Гранин и сестра Юры