Национально-освободительная война в Ливии (1923—1932)

После захвата власти в Италии фашистами в Ливии началась жестокая колониальная война не только против партизанского движения, но и против всего населения. Под лозунгом «La Riconquista Fascista della Libia» («фашистская реконкиста Ливии») было развёрнуто широкое наступление по нескольким фронтам, с тем чтобы полностью оккупировать все части страны — Триполитанию, Феццан и Киренаику — и полностью подчинить всё их население[6]. Изначально фашисты сосредоточились на завоевании и «умиротворении» исключительно Триполитании, где располагалось 4/5 плодородной почвы всей Ливии[7]. Массированное наступление в Триполитании началось 29 января 1923 года, и уже 5 февраля итальянцами был захвачен город Тархуна. За этим последовало продвижение войск к Злитену и Мисурате, которые были заняты 26 февраля 1923 года[8].

С установлением контроля над горным массивом Джабал-Нафуса и Мисуратой в феврале 1923 года было завершено завоевание так называемых «полезных Триполитаний»; одновременно итальянцы испытывали трудности в расширении военных действий в направлении восточной и южной Триполитании[9]. С другой стороны, конфликты между местными племенными вождями ослабили сопротивление и привели в конечном итоге к полной оккупации Триполитании в 1923—1924 годах[10]. Южный регион Феццан стал убежищем для большинства племён, стремившихся продолжать сопротивление, присоединившихся там к феццанскому племени авлад сулейман в партизанской войне против итальянских войск[11]. Они сражались с итальянскими захватчиками, действуя в небольших группах, при этом принципиально избегали открытых боёв и ограничивались лишь непродолжительными стычками и столкновениями. Под покровом ночи повстанцы часто предпринимали вылазки и совершали нападения на конвои и форпосты[12].

По своей сути фашистская завоевательная политика была направлена на передел пригодной для ведения сельского хозяйства земли и уничтожение традиционной исламской племенной структуры ливийского общества. В числе прочего эта политика предполагала изгнание из плодородных прибрежных районов коренных жителей, вынуждая этим мигрировать в засушливую местность тех, кто не хотел за нищенское жалованье поступать на колониальную службу и работать на возведении зданий и прокладывании дорог. При губернаторе Джузеппе Вольпи началась волна экспроприации земли, разрушившая традиционную экономическую и социальную систему Триполитании. В 1923 году губернатор издал указ о конфискации всех земель, принадлежащих так называемым «мятежникам» или людям, которые поддерживали сопротивление. Как правило, наделы передавались не мелким фермерам-колонистам, а аграрным обществам, латифундистам или видным фашистским деятелям. Только сам губернатор Волпи получил два миллиона гектаров земли за свои «заслуги» и, таким образом, стал крупнейшим землевладельцем в Северной Африке, прежде чем стать членом правительства Муссолини летом 1925 года, заняв в нём должность нового министра финансов. Швейцарский историк Арам Маттиоли характеризует эту часть итальянской колониальной политики как «гигантский земельный захват», поскольку с 1923 года десятки тысяч гектаров плодородных земель сменили своих владельцев[7].

В 1925 году Вольпи на посту генерал-губернатора Триполитании сменил Эмилио Де Боно. При нём, отмеченном множеством наград генерале Первой мировой войны и одном из руководителей так называемого Похода на Рим, была усилена политика угнетения местного населения, а также начато военное продвижение на юг. Итальянцы ответили на партизанскую тактику моджахедов жестокой контрпартизанской войной с многочисленными чистками, разоружениями, арестами и казнями. Итальянцы превосходили «божественных воинов» как численно, так и технологически; их отряды, находившиеся под командованием закалённых в боях итальянских офицеров, на три четверти состояли из эритрейских аскари, известных своей особой жестокостью[13].

Италия, как и другие колониальные державы, использовала современные (на тот момент) методы ведения войны: для координации боевых действий использовались радио и телефоны, а непосредственно на поле боя всё чаще применялись мобильные легковооружённые отряды и авиация, которым пехота и кавалерия моджахедов не могла противопоставить ничего. Для Королевских военно-воздушных сил Италии (Regia Aeronautica), лишь с 1923 года существовавших как самостоятельный род войск наряду с армией и флотом, развёртывавшаяся в Северной Африке колониальная кампания была первым боевым крещением; помимо разведывательных и снабженческих операций, авиация использовалась для собственно боевых действий: не только отряды, но и лагеря племён бомбились или обстреливались ею. Бравшие небольшую высоту самолёты не щадили даже отступавшие обозы со скотом, пытавшиеся добраться до Египта или Алжира[14].

Как и испанцы в своих марокканских владениях во время Рифской войны, итальянцы в Ливии использовали — хотя и эпизодически[15] — отравляющий газ. Главным сторонником такого рода военных действий был губернатор Эмилио Де Боно, близко наблюдавший смертельные результаты применения отравляющих газов во время Первой мировой войны[16]. Впервые газ был применён итальянцами против повстанцев 6 января 1928 года в Гифе, а 4, 12 и 19 февраля 1928 года против мятежного племени могарбы применялся иприт.

31 июля 1930 года итальянские ВВС бомбили оазис Тазербо, одновременно применяя против «повстанцев» горчичный газ: в частности, самолёты сбросили на оазис 24 бомбы с ипритом, каждая из которых весила 21 кг. Этими воздушными ударами Муссолини и его генералы нарушали подписанный Италией в 1925 году протокол к Женевской конвенции о запрете применения в военных действиях удушающих, ядовитых или подобных газов[17]. Упорно сопротивлявшимся племенам авлад сулейман, варфалла, каддафа, авлад буссаф и машашия удавалось отражать итальянские попытки наступления на Феццан как раз до 1930 года, после чего они вынуждены были отступить перед авиацией и отравляющими газами[11].

Ливийские моджахеды из отрядов Омара Мухтара

В отличие от Триполитании, где традиционное соперничество и старые конфликты между племенами препятствовали формированию единого фронта сопротивления, моджахеды в Киренаике действовали сплочённо. Здесь сопротивление было полностью подчинено ордену сенуситов, основанному в 1833 году в Мекке, которое выступало за возрождение ислама и освобождение арабских стран от какого-либо европейского влияния. После бегства его лидера Мухаммада Идриса ас-Сануси в Египет в 1922 году орден сенуситов в Ливии действовал под руководством шейха Омара Мухтара[18].

В 1923 году итальянские фашисты отказались от всех договоров с сенуситами и начали военную операцию с целью завоевания Адждабии, столицы их автономного государства[19]. В 1924 году Омар Мухтар основал объединённый военный совет и многочисленные полевые лагеря отдельных племён, называемые адварами. Каждое племя предоставляло определённое количество бойцов, оружия и пищи. В случае несения потерь племена обещали возмещать их[20].

Орден сенуситов содержал широкую сеть завий (ханак), в связи с чем занимал прочные позиции в обществе Киренаики. Завьи служили приютами и местами для собраний, которые служили как отправлению религиозных ритуалов, так и важным общественным делам. Таким образом, в дополнение к мечетям и школам по изучению Корана, эти центры исламской культуры часто включали больницы, магазины и гостиницы для путешественников. Кроме того, часто располагаясь на путях следования караванов, они также играли важную роль в торговле и обменах. Под командованием Омара Мухтара находилась от 2000 до 3000 пустынных воинов[21], которые существенно уступали по численности, мобильности и военной силе колониальным силам. Не вступая в крупные сражения с колониальной армией, эти воины, организованные в небольшие племенные боевые группы, неоднократно наносили противнику чувствительные удары, а затем отступали к своим укрытиям под покровом темноты. За годы существования сопротивления произошли сотни битв и вылазок. Уступая итальянцам численно и технически, моджахеды компенсировали это партизанской тактикой, знанием родной местности и прочной поддержкой общества. Киренаикские бедуины отвергали любую форму колониального управления, поскольку она коренным образом угрожала их традиционному пастушеско-кочевому укладу жизни[18].

К концу 1927 года итальянские владения в Киренаике по факту ещё ограничивались пределами побережья[22]. В апреле 1926 года Муссолини, однако, посетил триполитанский город Триполи, где объявил о начале реализации новой фашистской политики в Средиземноморье и в Африке[21]. В 1927 и 1928 годах фашистская Италия предприняла крупные военные кампании: вместе с тем завоевание и захват оазиса аль-Джагубуба, в котором располагалось важное звено сети сенуситов, не стало ключевой победой. Арабы вовремя покинули это место, и сеть их сопротивления тем самым осталась цельной[23].

18 декабря 1928 года маршал Пьетро Бадольо был назначен Муссолини первым генерал-губернатором Триполинии и Киренаики, тогда как Эмилио Де Боно стал новым министром колоний. В отличие от Де Боно, Бадольо не являлся ветераном-фашистом, а был верен королевской семье, придерживавшейся национал-консерватизма; тем не менее именно в период его правления военные действия в Ливии переросли в геноцид[22]. Первоначально Бадольо — противник репрессивной политики прошедших лет — настаивал на тактике мягкого умиротворения[24].

В прокламации, опубликованной 9 февраля 1929 года, Бадольо обещал полное помилование всем, кто подчинится следующим трем условиям: сдача оружия; уважение к итальянским законам; прекращение контактов с моджахедами. В июне 1929 года между итальянскими властями и мятежниками было подписано двухмесячное перемирие. Однако эта политика умиротворения оставалась чисто формальной и была направлена ​​на то, чтобы перенести ответственность за дальнейшие страдания населения на повстанцев. После того как переговоры между двумя сторонами не привели к разоружению населения и распаду адваров до августа, они были прерваны итальянцами[25].

Поскольку к 1930 году Бадольо по-прежнему не подавил партизанское движение в Киренаике, Муссолини по предложению колониального министра Де Боно назначал генерала Родольфо Грациани новым вице-губернатором Киренаики; 27 марта 1930 года тот переехал во дворец губернатора в Бенгази. Печально известный своей фашистской принципиальностью Грациани в годы партизанской войны в Ливии заслужил прозвище «палача арабов»[26].

В рамках диктаторской политики Муссолини Де Боно и Бадольо выступали инициаторами и стратегами идеи геноцида во время войны, в то время как генералу Грациани отводилась роль исполнителя. Министры колоний и генерал-губернатор пришли к выводу, что «повстанцы» не могут быть окончательно подчинены использовавшимися до сих пор контрпартизанскими методами. Де Боно полагал, что в ходе продолжающегося «умиротворения» проблемного региона дальнейшая эскалация насилия неизбежна. В частности, он приказал строго следить за рынками и закрыть границу с Египтом, а также поощрял дальнейшие бомбардировки бомбами с ядовитым газом, а равно и создание концентрационных лагерей[27].

Итальянские концентрационные лагеря в Ливии в 1930—1933 годах

С 1930 года Бадольо и Грациани сфокусировали своё внимание на социальной основе партизанского движения, сделав некомбатантов основными жертвами войны. Первой мерой было закрытие завий и экспроприация их зданий и земель. Сотни домов и 70 тысяч гектаров лучших сельскохозяйственных земель перешли в руки других владельцев. Знатоки Корана, работающие в завиях, были арестованы и депортированы несколько недель спустя на тюремный остров Устика. Колониальными войсками было зарезано много десятков тысяч овец, коз, крупного рогатого скота, лошадей и верблюдов, что уничтожило средства к существованию многих людей. В это же время начался массовый исход населения в соседние страны[28].

Итальянские фашисты ещё с начала колонизации разделяли ливийское население на «повстанцев» и «капитулянтов», то есть тех, кто не участвовал в вооружённой борьбе и, по мнению колониальной администрации, «сдался», — тем самым стремясь подорвать единство народа и действовать против оставшихся вооружённых групп более эффективно. После неудачи военного наступления на движение сопротивления итальянцы изменили свою тактику: теперь капитулянты считались опасными, поскольку обеспечивали условия для существования системы адваров и формировали социальную базу движения сопротивления, поддерживая её материально и морально[29].

Карта возведённых в Ливии по приказу Грациани пограничных укреплений (т. н. «фашистский лимес»

20 июня 1930 года Бадольо в письме к Грациани указал на необходимость территориального размежевания мятежников и покорённого населения[30], а после личной встречи с ним приказал 25 июня 1930 года фактически провести высылку населения Джабала-аль-Ахдара. В частности, приказ подразумевал принудительное переселение 100 тысяч человек и их интернирование в концентрационные лагеря. Число приговорённых к депортации составляло около половины всего тогдашнего населения Киренаики, — подобная мера имела в колониальной истории Африки лишь несколько аналогов и по своим последствиям оставила в тени даже жестокие контрпартизанские методы Грациани. В начале июля 1930 года началась депортация населения Джабала аль-Ахдара — операция, длившаяся несколько недель: представители племён интернировались в пунктах сбора, прежде чем колонны депортированных должны были быть отправлены пешком в концентрационные лагеря[31].

Охраняемые эритрейскими аскари мужчины, женщины, дети и старики вместе со своим имуществом и домашним скотом были вынуждены совершать принудительные переходы, иногда на расстояние сотен километров. Экспроприированная в очередной раз земля перешла в руки колонизаторов. Те, кого оккупанты находили после принудительной высылки населения Джабала-аль-Ахдара, приговаривались к немедленной казни. Под палящим летним солнцем десятая часть депортированных — около 10 тысяч человек — не пережила тягот переходов. Те, кто падал на землю и не мог продолжать идти, немедленно расстреливались конвоирами[31].

Местом депортации были определены внутренние районы вдоль восточного побережья Сидры, где в течение нескольких месяцев оккупантами были созданы 15 концентрационных лагерей, в которых между 1930 и 1933 годами в палатках находились до 90 тысяч интернированных узников. Заключённые концентрационных лагерей каждый день подвергались насилию, страдали от голода и эпидемий, а также жары и крайней гетерономии^{[неизвестный термин]}. Здоровые мужчины и юноши были вынуждены заниматься принудительным трудом: строить дороги, здания и колодцы. Изнасилование женщин было столь же обычным явлением, как и публичные казни после неудачных попыток побегов[32].

Длительные переходы и условия жизни в концентрационных лагерях привели к гораздо большим жертвам среди ливийского населения, чем боевые действия между итальянскими войсками и вооружёнными бойцами сопротивления. Число жертв среди гражданского населения неизвестно[29]. Историки согласны с тем, что в итальянских концентрационных лагерях от перестрелок, казней, болезней и голода погибло по меньшей мере 40 тысяч человек[33], а максимальное число жертв оценивается в 80 тысяч жертв[29]. Таким образом, за период трёх лет принудительной депортации и лишения свободы в концентрационных лагерях погибло от четверти[34] до трети[35] от общей численности населения Киренаики. Концентрационные лагеря были распущены только в октябре 1933 года.

Фашистам удалось почти полностью лишить борцов за свободу социальной и экономической поддержки, интернировав население в концентрационных лагерях. Таким образом, сопротивление лишилось своей социальной базы, оружия, деньги и продовольствия, а система адваров разрушилась, — это создало для итальянских войск условия для подавления сопротивления. Генерал Грациани инициировал самое крупное военное наступление в кампании — против оазиса Куфра, оставшегося центром снабжения повстанцев и бывшего, по сути, последним городом, находившимся под контролем движения сопротивления. В ходе наступления итальянская армия использовала современное оружие и многочисленные самолеты, бомбившие жителей оазиса. В начале 1931 года оазис Куфра был занят итальянскими войсками[36].

Чтобы окончательно подавить сопротивление, вице-губернатор Грациани приказал установить заграждение с колючей проволокой длиной от 270 до 300 км и шириной 4 м с укреплёнными контрольно-пропускными пунктами вдоль границы с Египтом: эта мера была вызвана тем, что с конца 1920-х годов движение сопротивления начало осуществлять контрабанду необходимого ему оружия и продовольствия из Египта в Ливию. Генерал Грациани издал также приказ о закрытии ливийско-египетской границы. На строительстве гигантских укреплений на границе с апреля по сентябрь 1931 года были заняты две с половиной тысячи местных жителей. В итоге новые пограничные укрепления, круглосуточно патрулировавшиеся самолётами и моторизованными группами, простирались от Бардии на Средиземном море до Ливийской пустыни; такое укрепление границы ранее не было известно в Африке. Фашистские укрепления сделали невозможной трансграничную торговлю и предотвратили проникновение в Ливию вооружённых отрядов извне, а также отрезали повстанцев от поставок боеприпасов и оружия и блокировали им пути отступления. В итоге эти меры уничтожили возможность успешного продолжения сопротивления[37].

Постепенная геноцидная тактика Бадольо принесла свои плоды: сопротивление получило удар, от которого оно не смогло восстановиться. Решающее же поражение было нанесено ему в сентябре 1931 года. Во время битвы конь Омара Мухтара споткнулся и сбросил с себя более чем семидесятилетнего партизанского лидера. Итальянскому отряду удалось захватить пострадавшего. Старик был закован в цепи и на борту эскадренного миноносца «Орсини» доставлен в Бенгази. Там скорый военно-полевой суд приговорил его к публичной смертной казни через повешение, причём приговор был вынесен до начала судебного процесса, а генерал-губернатор Бадольо потребовал от судей вынести смертный приговор за «государственную измену». 16 сентября 1931 года Омар Мухтар был публично казнён в концентрационном лагере Солух как «бандит» на глазах 20 тысяч заключённых. От этого удара партизаны, и так к тому времени сильно ослабленные, оправиться уже не смогли. Потеряв своего харизматического лидера, сопротивление, которое возглавил Юсуф Борахиль аль-Мсмар, в значительной степени прекратилось спустя фактически несколько недель. 24 января 1932 года генерал-губернатор Бадольо доложил в Рим, что заморская территория была полностью оккупирована и «умиротворена» впервые за более чем 20 лет[38].