Зорин, Игнатий Тимофеевич

Впервые Игнатий Зорин встретился с известным финским языковедом, фольклористом и этнологом Хейкки Паасоненом в 1898 году. Когда профессор получил деньги для экспедиции, его информантами-стипендиатами стали: И.Сирикин, И.Зорин, А. Шувалов, И.Школьников, А. Леонтьев, С.Цигин, Р.Учаев, В.Савкин (фин. I. Sirikin, I. Zorin, A. Suvalov, I. Skolnikov, A. Leontjev, S. Cigin, R. Ucajev, V. Savkin)[2]. В Вечканово Паасонен приезжал собирать народные сказания. От т Игнатия Зорина он записал более 100 фольклорных произведений, среди которых более 20 являются авторскими поэмами-сказаниями самого Игнатия. Такое сотрудничество Зорина с Паасоненом продолжалось и в 1900-1910 гг.[1][3].

Зорина никак нельзя отделять от мокшано-эрзянской литературы. Он был неграмотным, но при этом знатоком сказаний, даты его жизни отстают не так далеко от нашего времени.

Много собственных сказаний-поэм он называл традиционным в народной поэзии именем — «моро» (рус. «песня»). В письмах, которые посылались Х.Паасонену от его имени (они до сих хранятся в Хельсинки, в архиве Финно-угорского общества) хорошо видно: он, как истинный литератор, понимал ценность мокшано-эрзянских традиций, был хранителем традиций древних эрзянских молений. Как верующий в своего Бога, он не являлся противником христианства. В более чем 20 его авторских произведений нет ни одного, где был описан антихристианский конфликт. «Противовес» Игнатия Зорина только в том, что он был ревностным сторонником национальных традиций и нравов.

Как поэт-сказитель, Игнатий Зорин жил и складывал свои поэмы в то время, когда в жизни обычного эрзянина были сильны языческие традиции, христианские традиции молений еще не укоренились.

«Древнее» и «молодое» в его поэмах почти неотделимы друг от друга. Его идейно-эстетические поиски легко проследить через мотив и содержание его поэм. С этой стороны его поэтические сказания можно разделить на три вида:

1. Поэмы-сказания с мифологическим мотивом: «Тынь кунсолодо, мокшот-эрзят» (рус. «Вы послушайте, мокшане-эрзяне»), «Мекс кезэрень пингстэ минек коряс эрясть седе парсте» (рус. «Почему в древние времена жили лучше, чем сейчас»), «Ташто моро» (рус. «Старая песня»), «Кода Пурьгине саизе никс Вере Пазонь омботькс мазы тейтерензэ Везоргонь» (рус. «Как Пурьгине взял в жены Везорго - вторую дочь Верховного Бога») и другие, призывающие воспеть жизнь во времена Тюшти;
2. Во втором цикле более явственно слышны социально-исторические мотивы: «Седе икеле минь эринек Пугачёвонь пингстэ» (рус. «Ранее жили мы во времена Пугачева»), «Од цёра башкиртнэнь ютксо» (рус. «Молодой парень среди башкир»), «Кезэрень солдатстванть ланга моро» (рус. «Про старинную солдатчину») и др.;
3. Особенное место занимают лирические поэмы, в основу которых положены мотивы народных песен: «Кода Родя поланзо микшнизе ды одов рамизе»(рус. «Как Родя жену продал, а потом выкупил»), «Моро одпорадо ды сыречиде» (рус. «Песня о молодости и старости»), «Наян моро» (рус. «Наян-песня»), «Симицянь моро» (рус. «Песня пьющего») и другие.

В этот цикл входят любовные поэмы, и в первую очередь те, основа которых связана с традициями молодёжных гуляний и народными песнями. В старинные времена эти песни пелись в домах, где собирались на посиделки (Пиянь кудо рус. «Пивной дом»), Роштувань кудо (рус. «Рождественский дом»), Тейтерень кудо (рус. «Девичий дом»). Поэтому и в народных песнях и в поэтических сказах Зорина достаточное место занимают эротические мотивы.

В поэмах с мифологическим мотивом в основу кладется не сам миф, а только имена героев. Всё, что делают герои с именами богов — это дела земных людей и их переживания. В мокшанских и эрзянских мифах и в мифологических народных песнях таких сюжетов нет. Данный сюжет в поэмах Зорина является литературным и назвать его сюжетом народной песни не представляется возможным. То же самое можно сказать о поэме «Цёрась паро Левонтей» (рус. «Левонтий — хороший парень»). Её сюжет не мифологический, но как и в поэме про Пургине, связан с мифологическим мотивом.

Среди поэм второго цикла, связанных с социально-исторической тематикой, особенное место занимает песня «Ранее жили мы во времена Пугачева». То, о чём говорит старик Аника, идет в разрез с тем, что писалось о Пугачеве в советской истории и художественных произведениях. Поэтому не случайно, что эта поэма Зорина нигде, кроме как в сборнике Паасонена не была напечатана:

Жили мы до этого
во времена Пугачева
видели мы много бед
пролили мы много слёз
не было у нас князя
не было у нас хранителя
хотя и был князь
ды и тот русский
жил он не близко
у моря
про нас ничего не ведал
о нас не беспокоился»

Оригинальный текст (эрз.)[показатьскрыть]

«Седикеле эринек

минь Пугачонь пингева
ламо нужа неинек
ламо сельведь валынек
инязормок арасель
кирдицямок эсь ульне
инязорось кош ульнесь
сеяк рузонь инязор
а маласо сон эриль
иневедень томбале
минек эйстэ а содыль

минек кисэ а ризныль»

— [4].

- говорит Зорин в начале поэмы...
В творчестве Зорина заметное место занимают лирические поэмы на бытовые молодежные темы. В них, как и в цикл других поэм, помещены переживания автора о мокшанских и эрзянских традициях и нравах. Но в сюжетах этих сказок часто встречается насмешливость, и местами и окраска поэтической сатирой.

• Mordwinische Volksdichtung. Gesammelt on Ignatij Zorin, Durchgesehen u. transkribiert von Heikki Paasonen, übers. von Kaino Heikkilä u. Paavo Ravila, Herausgeg von Martti Kahla. VI. Band. SUST 162. Helsinki 1977, Suomalais-Ugrilainen Seura.
• Мокшэрзянь литературань антология, XVIII — XX Векне / Кочказе, сёрмадозень очеркнень и комментариятнень А.В. Алёшкин.— Саранск: Мордовскяй книжнай издательствась. 2003.— 480 с. — Мордов.-мокша, эрзя, рус. яз. — (Тюштянь масторонц моронза-арьсеманза).