Дионисий Звенигородский

Ряд источников сообщает, что Дионисий, вместе с другим знатным иноком Волоколамского монастыря Нилом (Полевым), несколько лет (до 1512 года) провел в окрестностях Кирилло-Белозерского монастыря, где имел свою пустынь. О причинах поселения видных волоцких монахов среди белозерцев точно неизвестно. Некоторые источники («Письмо о нелюбках», «Надгробное слово Иосифу») утверждают, что Нил и Дионисий оказались в Кирилло-Белозерском монастыре без благословения Иосифа Волоцкого. Житие преп. Иосифа сообщает, что отшествие Дионисия в Белозерский край было связано с его склонностью к монашеским подвигам и отшельничеству: «Возлюбих же уединение и просися у отца (игумена Иосифа Волоцкого) отпущен бытии ко отцу Нилу». Житие преп. Иосифа так же отмечает усердие Дионисия в монастырских подвигах: «трудолюбен зело», к «сим же семдесят и семь псалмовъ пояше и по три тысящи метаній на кійждо день творяше».

В отношении взглядов этого видного постриженика преподобного Иосифа рядом историков (Ю. К. Бегунов, А. А. Зимин) было высказаны сомнения в его «правоверном» иосифлянстве и приверженности идеям нестяжательства. Поводом для этих сомнений было, в общем, благожелательное отношение этих двух иноков к белозерскому монашеству вообще и к преподобному Нилу в частности. Однако такое отношение не было чем-то необычным, тем более во время до возникновения конфликта (по всей видимости, появление Дионисия и Нила в Заволжье следует относить до собора 1503 года и никак не позже 1508 года, когда умер Нил Сорский). В целом же приходится признать, что факт противостояния монахов двух этих обителей сильно преувеличен.

В этом отношении гораздо интереснее предположение, высказанное Бегуновым, что упомянутый в «Слове ином» «Денис, чернец Каменский», выступивший вместе с Нилом Сорским против монастырских сёл, был Дионисий Звенигородский. Это предположение подкрепляет факт участия в соборе боярина Василия Борисова. Борисовы-Бороздины, предположительно, были близки князьям Звенигородским[2]. Конечно, нельзя исключать, что Дионисий, склонный проявлять свою активную позицию, участвовал в обсуждении вопроса о монастырских сёлах после собора 1503 года.

Пребывание Дионисия и Нила (Полева) в Кирилловом монастыре омрачилось конфликтом с белозерскими монахами. Причиной конфликта стало отлучение от причастия Иосифа Волоцкого, наложенное на него его епархиальным владыкой архиепископом новгородским Серапионом в 1509 году. По всей видимости, конфликт возник между Дионисием и белозерским старцем Германом Подольным, который в пылу спора объявил преп. Иосифа и всех Волоцких монахов отлучёнными от причастия. Впрочем, этот конфликт закончился извинениями старца Германа (см. послания Нила (Полева) Герману Подольному). Тем не менее следует признать, что отношения белозерских и пришлых волоцких монахов стали довольно напряжёнными.

Событием, положившим конец пребывания Дионисия и Нила в Белозерском крае, стал их донос на белозерских монахов, который они направили своему игумену. В доносе сообщалось, что ими в белозерских скитах была обнаружена «великая ересь». Обнаружение «великой ереси», по всей видимости, было делом Дионисия. В первом случае Дионисий, вместе с сопровождавшим его мирским священником, обнаружил в скиту под кроватью крест. Г. М. Прохоров по этому поводу иронично замечает: «Стало быть, он туда заглянул». Иными словами, едва ли не обыск учинил волоцкий монах в келье пустынника. Во втором случае некий скитник при появлении в его скиту всё того же Дионисия бросил в печь книгу. Что это была за книга — неизвестно, однако ясно, что скитник не доверял пришедшим, и отношения были напряжёнными. Дело закончилось печально. Иосиф Волоцкий представил донос великому князю Василию III, тот поставил в известность Вассиана Патрикеева. Вассиан, который считался учеником Нила Сорского, защищал белозерцев перед великим князем и потребовал свидетеля, доставившего донос старца Серапиона, на допрос. Допрос закончился смертью свидетеля. Великий князь в гневе приказал сжечь пустыньки волоцких монахов, а самих их отправить под надзор в Кирилло-Белозерский монастырь. Впрочем, через время по великокняжескому указу «осифляне» были отпущены в свой монастырь. Судя по вкладным записям Нила (Полева), это произошло не позднее 1512 года.

Дионисий, по всей видимости, занимал заметное положение в Волоцком монастыре. Известно, что он принимал участие в экономических делах обители: сохранилась купчая, составленная при его участии. Судя по всему, в монастыре Дионисий пользовался определённой свободой, и уход его в белозерскую пустынь с благословения настоятеля не кажется чем-то невероятным.

Занимался Дионисий и списыванием книг, и писанием икон. При этом имел своих учеников и последователей. В описи Волоколамского монастыря 1545 года перечисляется большое число икон, написанных Дионисием и его учениками[3]. Однако списанием книг он занимался только для личных потребностей: нет ни одного списка его руки, который предназначался бы для монастырского обихода. В результате у него составилась приличная библиотека. В библиотеку входили книги, написанные и другими писцами, в том числе и будущим митрополитом Даниилом. После его смерти библиотека перешла монастырю.

Известен ряд четьих сборников, принадлежащих Дионисию. Безусловно, что в них вошли статьи, заинтересовавшие его. Поэтому подбор статей в этих сборниках отражает интересы самого составителя. Обращает внимание большое количество новонаписанных статей. В частности, принадлежащие Максиму Греку и написанные в 20-х годах «Слово на латинов», написанное преподобным Максимом для Фёдора Карпова, и послание Николаю Немчину, так же антилатинское. В этом же сборнике находятся статьи о стихийных бедствиях: о наводнении в Неаполе 1523 года, о землетрясении в Венгрии в 1524 год, и о землетрясении, разрушивших Салоники, о знамении в Риге. Очевидно, что интерес к этой теме был вызван пропагандой унии с Римской Церковью, которую вёл личный врач великого князя Николай Булев. Католик Булев занимался и астрологией, а по мнению астрологов в 1524 году должны были произойти катастрофические изменения, вызванные приходящимся на этот год парадом планет. Отсюда пристальное внимание русской общественности к катаклизмам 1524 года. Иными словами, внимание Дионисия приковано к проблемам современного ему мира.

Другой сборник включает Повесть о Царьграде, выписки из Хронографа и Палеи, отрывки из краткого русского летописца, родословие великих русских князей. Обращает внимание наличие в этом сборнике родословия удельных князей, ведущих род от Михаила Черниговского, к которым принадлежали и князья Звенигородские. По всей видимости, для инока Дионисия вопрос о его знатном происхождении имел значение.

Среди других материалов — два послания Нила Полева старцу Герману (о которых упоминалось выше), «Сказание о преподобном Пафнутии» — выписка из жития Пафнутия Боровского составленное братом преподобного Иосифа Вассианом Саниным, новое, недавно переведённое произведение «Прение живота и смерти».

Как уже говорилось, в библиотеке Дионисия были книги, написанные Даниилом, митрополитом Московским, который тоже был пострижеником преподобного Иосифа и некоторое время игуменом Волоцкого монастыря. Безусловно, они были знакомы и, возможно, близки. Сохранилось ответное послание митрополита Даниила Дионисию, датированное октябрём 1528 года. Судя по ответу, Дионисий обратился с жалобой на своего игумена Нифонта (Кормилицына), который причинил ему «многа гоненія и скорби». Отвечая на письмо Дионисия, митрополит пишет о духовной пользе скорби и необходимости терпеть с благодарностью их ради духовного совершенства. Митрополит, очевидно отвечая на тон послания Дионисия, упоминает о необходимости погашать гнев. «Еже въ скорбехъ къ Богу неблагодарственное имети и вины наложити на человеки, и съ сими грызтись и которатися последняго безумія есть, увы мне, и в покаяніе о семъ не приходящу!». Этот упрёк заслуживает внимания. Митрополит прямо указывает Дионисию на отсутствие у него христианского смирения, относя его к категории людей, которым скорби не приносят пользы. Очевидно, митрополит считал самого Дионисия виновным в сложившемся положении и предлагал, проявить подобающее монаху смирение: «И аще себе смиримъ в покои будемъ и вси нас почтятъ и возлюбятъ и прежде всехъ Богъ нас возлюбитъ и прославитъ; аще же не смиримъ себе сами не престнутъ насъ смиряя и никогда же будемъ безъ смущенія и соблазна». Подействовали ли слова митрополита на князя-инока — мы не знаем.

О смерти Дионисия известно из записи его ученика Онуфрия Исакова: «Преставился старец Дионисий Звенигородский лета 7047 на память преп. отца Спиридона», то есть 31 октября, либо 12 декабря 1538 года.

• Дмитриева Р. П. Дионисий Звенигородский // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2. Вторая половина XIV—XVI в. Часть 1. А—К. — М. : Наука, 1988.
• Дмитриева Р. П. Волоколамские четьи сборники XVI в. // ТОДРЛ, т. XXVIII. — Л.: Наука. Ленинградское отделение, 1974. С. 202—230.
• Бегунов Ю. К. «Слово иное» — новонайденное произведение русской публицистики XVI в. о борьбе Ивана III с землевладением церкви // ТОДРЛ, т. XX. — М.; Л.: Наука, 1964. С. 251—264.
• Зимин А. А. Россия на рубеже XV—XVI столетий (Возрождённая Россия). Глава «Собор 1503 г.»
• Жмакин В. Митрополит Даниил и его сочинения. — М.: Издательство Московского университета, 1881.
• Горский А. В. Отношения иноков Кириллова Белозерского и Иосифова Волоколамского монастырей в XVI в. // Прибавление к изданию святых отцов в рус. пер. М., 1851. Ч. 10. С. 502—527.