Деревенько, Андрей Еремеевич

Родился в крестьянской семье на Волыни. В 1899 году был призван на действительную службу на Балтийский флот. 5 января 1900 года был зачислен в Гвардейский экипаж. В сентябре 1901 года стал гимнастом-инструктором. 1 января 1902 года — матросом 1-й статьи. 12 октября 1905 года был награждён серебряными часами с государственным гербом и в ноябре того же года произведён в квартирмейстеры. В декабре 1905 года А. Е. Деревенько поступил на сверхсрочную службу. 13 мая 1906 года был назначен дядькой «Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича и Великого Князя Алексея Николаевича». В апреле 1911 года был произведён в боцманы, в мае 1916 года — в кондукто́ры[1].

В 1914 году стал личным почётным гражданином. Кавалер многих российских и иностранных орденов и медалей. В 1909 году был награждён серебряной медалью Объединённого Королевства и золотой медалью Французской Республики, в 1910 году – серебряной медалью и Гессенским серебряным крестом ордена Филиппа Великодушного, в 1912 году — золотой медалью для ношения на Владимирской ленте[1].

Появление должности

Тяжёлая неизлечимая болезнь Цесаревича Алексея — гемофилия — требовала постоянного нахождения в его окружении лиц, ответственных за его физическую безопасность и здоровье. Несмотря на болезнь, ребёнок рос очень подвижным, женский персонал не мог во всех случаях поспевать за наследником, а малейшая травма могла обернуться самыми трагическими последствиями[1].

Ежегодно царская семья совершала плавание по финским шхерам, во время которого к малолетним царским детям персонально приставлялись матросы, присматривавшие за детьми, когда те находились на палубе. Дети много двигались и даже катались по палубе на роликовых коньках. 14 мая 1906 года А. Е. Деревенько был представлен Николаю II в Петергофе, и тогда же он был внесён в списки придворной челяди с главной задачей опекать наследника во время нахождения царской семьи в море. Впервые он исполнял эту обязанность во время плавания императорской яхты «Штандарт» по финским шхерам в августе 1906 года. С этого времени в перечне лиц, значившихся в окружении «августейших детей», наряду с «няньками» появился и матрос—«дядька» А. Е. Деревенько[1].

Его службой, судя по всему, были довольны и новой должности «дядька» было решено дать официальный статус. 12 ноября 1906 года начальник Канцелярии императрицы граф Я. Н. Ростовцов в записке к камер-фрау императрицы М. Ф. Герингер сообщил, что «Ея Величеству императрице Александровне Фёдоровне угодно, чтобы состоящего с 13-го мая 1906 г. при комнатах Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича Алексея Николаевича квартирмейстера Гвардейского Экипажа Андрея Деревенько называли „дядькою“ при Его Императорском Высочестве». Таким образом наименование «дядька» приобрело официальный характер[1].

Инцидент у острова Гроншер

Летом 1907 года императорская яхта «Штандарт» с царской семьёй на борту совершала традиционную прогулку по финским шхерам. В районе острова Гроншер «Штадарт» наскочил на подводную скалу, не указанную на картах, и плотно сел на неё серединой корпуса. Удар был такой силы, что паровые котлы слетели со своих мест, а яхту смогли снять со скалы только спустя 10 дней, после чего «Штандарт» отбуксировали в док для капитального ремонта[1].

Во время этого происшествия А. Е. Деревенько проявил себя с наилучшей стороны. На глазах императрицы он сделал все, чтобы обезопасить двухлетнего наследника. А. А. Вырубова так свидетельствовала о произошедшем[1]:

Мы почувствовали ужасный толчок. Казалось, что судно подскочило в воздух и упало опять на воду. Потом оно остановилось, и левый борт его стал крениться. Все произошло мгновенно. Посуда и вазы с цветами оказались на полу. Государыня в ужасе вскрикнула, испуганные дети дрожали и плакали; государь же хранил спокойствие. Он объяснил, что мы натолкнулись на риф. Послышались звуки набата, и вся команда из двухсот человек выбежала на палубу. Матрос огромного роста, Деревенько, занялся наследником. Он был нанят, чтобы оберегать наследника от возможных ушибов. Деревенько схватил мальчика и побежал с ним на нос яхты. Он сообразил, что котлы находятся как раз под столовой и первой может пострадать эта часть судна.

После случившегося положение А. Е. Деревенько при царской семье окончательно укрепилось, а сам этот инцидент оброс множеством легенд. Историк И. В. Зимин привёл наиболее характерные на его взгляд трансформации, произошедшие в описании этой истории спустя годы: подводная скала стала миной, а бравый матрос Деревенько бросился с палубы тонущего судна с 2-летним цесаревичем в руках в воду[1].

Незаменимый слуга

Комната А. Е. Деревенько во всех императорских резиденциях располагалась рядом со спальней цесаревича. Алексей Николаевич называл его «Диной». Деревенько ценили прежде всего потому, что тот умел ладить с ребёнком. А. А. Вырубова писала в своих воспоминаниях: «На… велосипеде матрос возил Алексея по парку в Царском Селе. Часто приходили играть с Наследником и дети Деревенько, и вся одежда Алексея обычно переходила к ним. Когда Наследник бывал болен и плакал по ночам, Деревенько сидел у его кроватки. У бедного ребенка никогда не было аппетита, но Деревенько умел уговорить его. Когда Наследнику исполнилось шесть или семь лет, его воспитание поручили учителю, а Деревенько остался при нем как слуга… он не так баловал <наследника>, хотя был очень предан и обладал большим терпением»[1].

Поведение А. Е. Деревенько нравилось далеко не всем. Так, М. К. Лемке писал о нём в своих воспоминаниях «250 дней в царской ставке»: «Матрос разухабистого вида, с нахальной рожей… он — персона; с ним все очень внимательны, заискивают, угощают папиросами… по-видимому, лейб-хирург проф. С. П. Фёдоров пользуется особым расположением Деревенько. Тот сегодня очень долго суетился: „Где профессор?“ – кричал он, когда усаживал в автомобиль дворцовую челядь при выходе ея из штабного кинематографа»[1]. П. Жильяр вспоминал, что А. Е. Деревенько вынуждал людей из низших сословий, приходящих к Алексею Николаевичу (депутацию крестьян и тому подобное), вставать перед ним на колени. Цесаревич при этом густо краснел и не знал, как себя вести. П. Жильяру пришлось провести беседу с дядькой, разъяснив недопустимость такого излишнего подобострастия, после чего подобное прекратилось[2].

Будучи введён в ближайший круг наследника российского престола, он, видимо, понимал значимость своего положения и в один из драматических моментов жизни царской семьи — во время кризиса в Спале, когда из-за приступа гемофилии наследник чуть не умер от внутреннего кровоизлияния — даже пытался вести дневник. Регулярные записи велись с 1 сентября по 28 октября 1912 года. Их содержание было бесхитростным, так 6 сентября 1912 года он записал: «Утром сидели дома, ножка болела. Компресс был, играли в карты»[1].

По мере взросления цесаревича дядька уже не справлялся с расширяющимся кругом обязанностей и в декабре 1913 года к нему в помощники поступил ещё один матрос со Штандарта, К. Г. Нагорный[1].

Материальная помощь от царской семьи

Дядька цесаревича получал достойное жалованье. На январь 1914 года оно складывалось: из сумм, выделяемых на наследника-цесаревича — 360 рублей, жалованья Гвардейского экипажа – 444 рубля, дополнительных выдач Гвардейского Экипажа – 579 рублей, что составляло 1383 руб. в год. Кроме этого, существовали различные косвенные выплаты[1].

Царская семья входила в семейные заботы А. Е. Деревенько. Например, в ноябре 1910 года Александра Фёдоровна узнала, что у него на родине больна сестра, и повелела ему уволиться в отпуск для её посещения, причём ему и его жене выделили деньги на дорогу. В марте 1912 года сына А. Е. Деревенько за счёт царской семьи прооперировали в больнице Крестовоздвиженской общины, «за что туда было переведено 18 руб. канцелярией Императрицы Александры Фёдоровны». А. Е. Деревенько на обучение детей тратил 350 рублей в год, например он обучал их французскому языку и приходящей учительнице платил по 20 рублей в месяц. В декабре 1915 года он обратился к императрице с ходатайством о назначении ежегодного пособия на образование детей. Просимые деньги ему немедленно выделили[1].

Но были и денежные взыскания. Например, в апреле 1912 года в Канцелярию императрицы поступило письмо, подписанное генерал-лейтенантом, заведующим хозяйством Гофмаршальской части, в котором «за невозвращенные в Ливадийскую сервизную кладовую осенью 1911 г. ложку столовую простую ценой в 12 коп. и две столовых простых вилки по 10 коп. за штуку» матросу Деревенько предлагалось вернуть 32 копейки[1].

После февральской революции отношение ряда лиц из ближайшего окружения царской семьи к последним претерпело существенные изменения. Поведение А. Е. Деревенько вызвало нарекания лиц, оставшихся преданными семье отрекшегося императора[1].

В первые дни беспорядков он ушёл из Александровского дворца Царского Села вместе с матросами Гвардейского экипажа́[1]. Следователь Н. А. Соколов в своём труде «Убийство царской семьи» писал: «старый дядька Наследника боцман Деревенько, тот самый, среди детей которого протекли первые годы жизни Наследника, кто носил Его на руках во время болезни, в первые же дни переворота проявил злобу к Нему, оказался большевиком и вором и покинул Царскую Семью…» А. А. Танеева 19 марта 1917 года отметила в своём дневнике: «Когда меня везли мимо детской Алексея Николаевича, я увидела матроса Деревенько, как он сидел, развалившись на кресле, и приказывал Наследнику подать ему то то, то другое. Алексей Николаевич с грустными и удивленными глазками бегал, исполняя его приказания.»[3]

По воспоминаниям Е. С. Боткина, в день прибытия в Александровский дворец, в котором под домашним арестом содержалась царская семья, коменданта П. А. Коровиченко, назначенного Временным правительством, А. Е. Деревенько бежал за ним по коридору с такими низкими поклонами, что Алексей Николаевич смеялся до упаду и говорил П. Жильяру: «Посмотрите на толстяка, на толстяка!»[3]

Тем не менее 1 июля 1917 года «с соизволения бывшего Императора» А. Е. Деревенько был назначен камердинером Алексея Николаевича. Но его не включили в список лиц, сопровождавших ссылаемую Временным правительством в Тобольск царскую семью. Это было связано с разоблачёнными приписками бывшего дядьки. Комиссара Временного правительства B. C. Панкратов писал «при наследнике Алексее состоял дядька, матрос Деревенько, полуграмотный, но хитрый хохол, который пользовался большим доверием Александры Фёдоровны. Перед самым отъездом он подал счет (полковнику Кобылинскому) расходов. В счёте оказалось, что сын Николая II за июль 1917 г. износил сапог более чем на 700 руб. Полковник Кобылинский возмутился и заявил матросу Деревенько, что в Тобольск его не пустят». Вместо него в Тобольск отправился матрос Гвардейского экипажа К. Г. Нагорный[1].

После того как царская семья отбыла в ссылку, А. Е. Деревенько с семьей также покинул столицу и уехал в отпуск в Олонецкую губернию. При этом он продолжал поддерживать регулярную связь как с чинами бывшей Канцелярии императрицы Александры Фёдоровны, так и с Тобольском. Сохранилось несколько его писем, направленных в Петроград к делопроизводителю Канцелярии императрицы Никитину и камер-фрау императрицы Герингер. Они охватывают период с сентября 1917 года по март 1918 года и в основном посвящены описаниям различных материальных трудностей и просьбой о денежных выплатах. Но есть в них и упоминания о Тобольске. В письме к Герингер от 21 сентября 1917 года Деревенько писал: «Получил письмо из Тобольска, все здоровы, некоторые хотели ехать, но им сказали, что нет свободного помещения. Не знаю, когда я попаду в Тобольск? На дежурстве Мария Фёдоровна!» В письме от 14 ноября 1917 года он писал: «Получил письмо от Нагорного 10 ноября. Все здоровы. Он пишет, что до весны не будет никакой смены никому… Мне сейчас тяжело жить. Жаль, что я не уехал в Сибирь!». В письмах к Никитину, написанных в период с января по март 1918 года он писал, что «письма из Тобольска получаю все, слава Богу, благополучно, не знаю когда я туда попаду? Жду приказания»[1].

Дальнейшая его судьба доподлинно неизвестна. По некоторым данным, он умер от тифа в Петрограде в 1921 году[1].