Аджемян, Хорен Григорьевич

Активный участник исторических и философских дискуссий в СССР 1940—1950-х годов. По словам исследователя В. В. Тихонова, впервые некоторые советские учёные услышали об Аджемяне, когда он прислал для «Исторического журнала» статью с новой оценкой движения Шамиля как явления реакционного (статья не была напечатана)[4].

Во время Великой Отечественной войны занял позицию великорусского патриотизма[4]. С. Н. Семанов называет Аджемяна, наряду с А. В. Ефимовым и Е. В. Тарле, в числе авторов письма Сталину с критикой излишнего «интернационализма» в исторической науке[5]. С заострёнными формулировками выступил на совещании историков в ЦК ВКП(б) в июне 1944 года. Аджемян отрицал классовую борьбу как единственный двигатель истории, противопоставляя ей единство народа и государства; революционеров и мятежников называл «разрушителями», а монархов и генералов «носителями национальных стремлений и национального самосознания».

Историк О. В. Гришаев отмечает, что выступление Аджемяна было направлено против нигилистической трактовки русского прошлого. В частности, писатель заявлял: «наша рассудочная, не доходящая до ступени разума историография льнула к образам Разина, Болотникова, Пугачева, Радищева, декабристов и опасалась деяний и значения Дмитрия Донского, Александра Невского, Ивана Грозного, Петра Первого, Суворова и т. д. Почему? Потому, что первые выступали против государства, государственного гнёта своего времени, вторые же, наоборот, ратовали за укрепление и возвеличение государства, его мощи, его независимости и суверенности. Первые разрушали, вторые — строили». Аджемян характеризовал как «дикие домыслы» официозное понимание истории, при котором «народ выступает на арену… как субъект лишь тогда, когда нужно разрушать, бунтовать, поднимать восстания и мятежи»[6].

В качестве примера подобных «домыслов» Аджемян приводил марксистскую интерпретацию Пугачёвского бунта, который он резко осуждал: «Государство Екатерины II в условиях конца XVIII в. не в такой уж степени было антинародным, а Пугачёв, воюющий за „лучшего царя“, был не таким уж преданным делу народа вождем. Сами массы, поднятые им, не могли ещё толком понять, за что они взялись за топор, вилы и оружие, и их победа способна была поставить под удар секиры политическую мощь России, могла широко открыть ворота перед иноземными захватчиками и даже на время вывести её из числа мировых держав в силу отсутствия более достойного, зрелого преемника государства Романовых … при победе Пугачёва Россия поверглась бы в пучину кровавого одичания». Многие присутствующие были потрясены и, по замечанию участника, «не верили своим ушам и глазам»[7].

Вопреки негативному отношению советской историографии к «эксплуататорским классам» Аджемян утверждал: «люди, носящие блестящие эполеты, украшенные дорогими парчами, орденами, а иной раз и короной, выступают перед нами из тумана прежних столетий как воплощение народного духа, народной воли, народной мощи, … носителями национальных стремлений и национального самосознания». К «прогрессивным» деятелям докладчик относил фельдмаршала Румянцева, занимающего Берлин, Суворова — штурмующего Измаил, Ермолова, завоевывающего горцев Дагестана, и даже императора Александра I, вступающего победителем в Париж. Более того, Аджемян критически отзывался о традиционном для советских историков воспевании бунтовщиков: «росчерком пера расправляясь с „палачами народов“, которые при ближайшем рассмотрении часто оказывались проводниками и творцами прогрессивных стремлений истории, рассудочная историография придумывала утешительные антитезы. Она культивировала галерею химерических „революционеров“, „борцов за свободу народа“»[6].

Во втором выступлении, отвечая на критику работника Агитпропа Е. Н. Городецкого, Аджемян заявил:

…не заслуживает серьёзного ответа другой ярлычок, данный мне щедрой рукой т. Городецкого, — о великодержавном шовинизме, ибо это обвинение чаще всего играет роль фигового листка, тщетно скрывающего другой порок, имя которого — космополитический интернационализм. <…> По тому несерьёзному обвинению т. Городецкого о том, что де я стою на позиции великодержавного шовинизма, я мог бы ответить столь же, как он, голословно, но хоть с большим основанием, что он — выразитель космополитизма, у которого чувства патриотизма, национальной гордости атрофированы.

Термин «космополитизм» был использован Аджемяном в том же смысле, в котором он с конца 1940-х годов стал употребляться во время «борьбы с космополитизмом».

Также Аджемян высказал «крамольную» мысль о произведениях Маркса и Энгельса, составляющих методологическую основу советской исторической науки: «знание России не составляло сильную сторону этих наших учителей. Главное, они не учли и не могли учесть, что Россия не есть проселочная тропа по отношению к столбовой дороге мировой истории, а наоборот, ей-то и принадлежит высокая честь составлять своей историей последнюю фазу этого великого тракта»[8].

В 1947 году выступил на расширенном заседании сектора истории народов СССР Института истории с докладом «Об исторической сущности кавказского мюридизма», где подверг критике принятый взгляд на движение Шамиля как прогрессивное и освободительное, считая его инспирированным со стороны Турции и Англии и признавая оправданным его подавление Российской империей. Академик А. М. Панкратова, профессора Б. Н. Заходер и М. В. Нечкина охарактеризовали позицию писателя как «немарксистскую»[9], в то же время его поддержал профессор С. К. Бушуев[2].

В ходе философской дискуссии 1947 года, организованной секретарём ЦК ВКП(б) А. А. Ждановым, Аджемян выступил с резкой критикой положения общественных наук в СССР. В частности, он утверждал:

«У нас есть философские работники, популяризаторы, специалисты, историки философии и критики философии. Но философов, утверждаю я, у нас здесь в зале нет. Почему? Потому что философ — это означает не просто ученый, посвященный в философскую науку, но творец этой науки. Возьмите обсуждаемую книгу. Можно ли автора называть философом на основании этой книги? Никак, он историк философии и только. Но у него же на днях вышла статья против Дьюи и других. Выступает ли он в этой статье как философ? Нет. Он тут выступает как критик философии. Мы должны с некоторым смущением отказаться от тех иллюзий, что у нас множество философов, и заботиться о том, чтобы наиболее творчески одаренные из них получили бы возможность проявить себя как философы, то есть обогащать ядро, сердцевину философской науки, а не только внешнюю оправу, систематизацию, историческое освещение этого ядра.

Мы должны дать широкие возможности печатать всякую смелую, оригинально задуманную работу, посвященную проблемам диалектического и исторического материализма, логике, онтологии, гносеологии не в том аспекте, как было до сих пор, а совершенно в другом. До сих пор мы писали о философии… Творческий философ не должен заниматься только критикой новых реакционных модных течений буржуазного мира, а он должен сам создать новые современные прогрессивные течения, оттенки, жанры в области философии»[10].

По мнению главного редактора журнала «Вопросы философии» Б. М. Кедрова, писатель принял на себя «роль Зощенко в философии». Кедров сообщает, как ультрапатриотично настроенный Аджемян «предлагал взять в союзники диалектического материализма православие в целях борьбы с Ватиканом»[11]. В итоге речь Аджемяна оказалась одним из немногих не напечатанных в сборнике материалов дискуссии[12].

После XX съезда КПСС Аджемян добился публичного обсуждения в Отделении исторических наук АН СССР своего «провокационного» доклада о десталинизации в национальном вопросе. По мнению историка А. Л. Юрганова, сохранившаяся стенограмма выступлений участников дает представление, как гуманитарная мысль освобождалась от догматических установок[13]. Позднее, в условиях свёртывания политики «оттепели» с аналогичным докладом выступит Г. С. Померанц.