Таракташская трагедия

22 августа 1866 года Парфений уехал из Судака, однако не прибыл в обитель. За два дня были организованы поиски, однако ни игумена, ни тела, ни признаков насильственной смерти не было обнаружено. Расследование асессора И. Безобразова пришло к выводу, что игумен самовольно оставил свою должность из-за конфликта с епископом Алексием, за что его даже вызывали на церковный суд в начале сентября. Однако эта версия не удовлетворила епископа и в дальнейшем следствие разрабатывало другую — убийство игумена тремя (впоследствии четырьмя) жителями Таракташа.

Почти через два месяца 60-летний Якуб Сале-Акай-оглу говорил о том, что был соучастником попыток скрыть преступление, а также назвал убийцами трёх односельчан, правда, существенно путаясь в своих показаниях. Он также показал место, где, якобы, было сожжено тело игумена, и где были найдены фрагменты костей кисти человека, а также место, где был убит и закопан его конь.

На основании этих показаний, а также показаний несовершеннолетнего сироты, трёх крымских татар, которые до тех пор работали управляющими в имениях русских помещиков (в частности, детей естествоиспытателя Х. Стевена), арестовали и посадили в тюрьму в Феодосии. Впоследствии Якуб указал на четвёртого таракташца (будущего муллу), который якобы участвовал в преступлении и которого также арестовали. На других обитателей Таракташа оказывалось постоянное давление и угрозы ввести солдат на постой, который в итоге был назначен и длился с августа 1867 года до середины января 1868 года.

Дело таракташцев рассматривал специально созванный военно-полевой суд.

Указом Таврического Губернского правления защитником был назначен адвокат А. Барановский.

Во время разбирательства суд игнорировал показания в пользу обвиняемых, даже больше — лица, обеспечивавшие алиби подсудимым, были обвинены в лжесвидетельстве и арестованы. Также из состава суда был отстранён асессор Домонтович, который усомнился: каким образом на месте, где был закопан конь, было обнаружено кровавое пятно, ведь невозможно сначала закопать, а потом убить.

23 октября 1867 года без каких-либо обвинений был снят председатель военного суда подполковник Седлецкий, а сменивший его полковник Дембровский отстранил от дела всех имевшихся свидетелей, а новых запретил привлекать, так как «виноватость подсудимых подтверждена таким количество свидетелей, что если вновь вызванный свидетель даже и покажет в пользу обвиняемого, сила улик против последнего уже не может быть поколеблена».

Адвокат Барановский в своей Докладной записке на имя Военного министра перечислил «злоупотребления и пристрастные действия по сему делу членов суда и делопроизводителя»:

1) Якуб Сале-Акай-оглу, признавшийся, что был соучастником попыток убийц скрыть преступление (он помогал сжигать труп Парфения), был параллельно, то есть в нарушение судебного положения, «признан свидетелем.., а лица, оговоренные им, заключены в тюрьму и преданы полевому суду, несмотря на отсутствие улик и сбивчивость показаний Якуба».

2) «На формальном следствии Якуб под присягою показал, что убийц было трое, а через восемь месяцев заявил полевому суду, что убийц было четверо…».

3) На просьбу как защитнику рассмотреть дело, суд объявил Барановскому, что «в деле есть секреты», и поэтому военные члены судебной комиссии могут «сообщать ему по своему усмотрению только те факты, которые суд признает нужными».

4) «Получив от генерал-адъютанта Коцебу разрешение расследовать дело, он, Барановский, нашёл, что секреты заключаются, между прочим, в следующем: о волостном голове Мейназове, оговоренном татарином Зекирьёю в сокрытии следов преступления, следствие было произведено, по распоряжению губернского правления, от сего дела особо».

5) «Суд отказал ему, Барановскому, видеться с подсудимыми на том основании, что подсудимые могут сознаться ему в преступлении, а он может уговорить их молчать».

6) «…Подсудимого Сеид-Амета суд несколько дней кряду держал на допросе с 10 ч. утра до 6 ч. вечера… не дозволяя ему сесть даже во время, когда он подписывал протокол. Подсудимый едва держался на нога. Свидетельниц, французскую подданную Шампи и Краснову, суд допрашивал, ставя на узенькую ступеньку, приставленную из партера к сцене и потом заключил в тюрьму, которою пользуются как средством заставить свидетелей говорить то, что захотят судьи… Обер-Аудитор схватил Сеид-Амета за грудь перед зерцалом, крича „Молчать, а то тебе будет железо!“»

7) «Показания допрашиваемых лиц записываются не со слов допрашиваемых, а по указанию Обер-Аудитора Бекаревича».

8) «На представление защитника, что суд так действовать не должен, Обер-Аудитор Бекаревич, обратившись к членам суда, сказал: „Господа! Не слушайте защитника, помните, что вы в точности должны исполнять волю Командующего войсками“».

После написания докладной записки адвокат Барановский согласно личному распоряжению генерал-адъютанта Коцебу без объяснения причин полностью отстранён от участия в процессе.

Обвиняемые виновными себя не признали, называя показания Якуба наущением.

В результате суд вынес смертный приговор через повешение Сейдамету Эмиру-Али оглу, Эмиру-Усеину Абдураман оглу, Сеит-Ибраиму Сеит-Ахмету оглу, а четвёртого обвиняемого несовершеннолетнего Сеита-Мемета Эмир-Али-оглу приговорил к сибирской ссылке, где он погиб.

Перед казнью осуждённые при увещаниях муллы не сознались и не раскаялись. Сейдамет воскликнул: «Мусульмане и христиане, будьте свидетелями, как меня несправедливо повесят».

Согласно Определению № 2628 от 22 мая 1873 г. Правительствующий Сенат соизволил разрешить продать с торгов имущество казнённых (сады, виноградники), их продажная цена не превысила в совокупности 280 рублей.

Подробности убийства игумена и процесса над обвиняемыми описаны Е. Л. Марковым в его книге «Очерки Крыма» (1872)[1].

В среде крымских татар казнь невиновных нашла отклик в народной песне «Сеит-огълу Сейдамет»[2][3]:

В 1925 году перевод песни на русский язык в своей статье поместил А. К. Кончевский[4]. Также перевод песни вместе с оригиналом в 1927 году был опубликован В. И. Филоненко и С. Б. Ефетовым на страницах «Известий Таврического общества истории, археологии и этнографии»[5]:

О. Акчкокраклы сообщал, что упомянутый в песне Сеид-Ахмет в действительности был сослан в Сибирь, а не повешен[6].

Однако и в среде нетатарского населения Крыма суд получил неоднозначные оценки: по полуострову распространялись слухи о встрече игумена за рубежом, что нашло отражение в романе А. Дермана «Дело об игумене Парфении» (1941)[7] .

Исследователь крымскотатарского фольклора А. К. Кончевский в 1925 году писал:

В 1929 году председатель Таврического общества истории, археологии и этнографии (ТОИАЭ) А. И. Маркевич утверждал, что «впоследствии в Крыму никто не сомневался, что казнены невинные». По мнению В. И. Филоненко, явных улик против таракташских татар не было и они, вероятно, были невиновны, а суд же находился под давлением судакских помещиков. Член ТОИАЭ А. Д. Петровский-Ильенко считал, что убийцей игумена был доносчик Якуб[8]. Другой член ТОИАЭ, П. В. Никольский, в своём докладе «Дело об убийстве игумена Парфения как политический процесс 60-х годов (по новым материалам)» отмечал, что Парфений имел резкие разногласия с духовным начальством, но «тенденциозный классовый суд не принял их во внимание, как и аграрных отношений, и создал при помощи террора политический процесс для обуздания татар по наущению судакских помещиков». Для Никольского сущность дела заключалась «во вскрытии мотивов инсценировки всего процесса», а не в выяснении, был ли убит игумен и кем был убит[9].

Вернувшись после депортации, потомок Сейдамета, скульптор Ильми Аметов, в 1998 году установил памятник казнённым вблизи посёлка Дачное (бывшее Таракташ): на пьедестале из необработанного гранита возвышается мраморная стела, внизу которой изображён полуостров Крым с тамгой, а из неё растёт лоза, вплетаясь в камень и прорастая сквозь них. У стелы — мраморная плита с именами казнённых и эпитафией: «Огонь упал на Таракташ. Мы стали жертвами и преданы земле и камням». Рядом находится могила со скульптурным изображением чалмы, а за несколько метров установлен флаг крымских татар.

Русская православная церковь противостоит реабилитации казнённых. В ответ на установление памятного знака 2000 года игумен Парфений был причислен к святым, а в его житии рассказывается о «злых» татарах, которых пытался «угомонить» игумен и которые отомстили ему таким образом[10][11].

Крымский историк и журналист Ибраим Абдуллаев на основе исследованных источников Государственного архива Крыма показал в своей книге невиновность убитых таракташцев, детально раскрыл причины конфликта игумена Парфения с РПЦ и его бегства накануне церковного суда[12]. Это исследование вызвало обструкцию православных экстремистов.

• Абдуллаев И. Таракташская трагедия. — Симферополь: Тезис, 2010. — 292 с.
• Дерман А. Дело об игумене Парфении. — М.: Государственное издательство «Художественная литература», 1941. — 384 с. — 5000 экз.

• Возгрин В. Е. История крымских татар: очерки этнической истории коренного народа Крыма в четырёх томах. Том II. — Симферополь: Тезис, 2013. — с. 661—670.
• Российский Государственный Военно-исторический архив. Ф. 801. Оп. 92. Д. 23.
• Преподобномученик Парфений, игумен Кизилташский
• Игумен Кизилташского монастыря Парфений
• Таракташская трагедия
• В Крыму умер автор «Таракташской трагедии» Ибраим Абдуллаев