Петрашевцы

В истории литературы XIX века так называемое дело Петрашевского, или петрашевцев, занимает видное место, потому что ни в одном из русских политических процессов не участвовало столько литераторов и учёных. Кроме Петрашевского, издавшего под псевдонимом Кириллова «Словарь иностранных слов», были замешаны Достоевский, Плещеев, Пальм, Дуров, Толь, химик Ф. Львов, гигиенист Д. Д. Ахшарумов — замешаны непосредственно, потому что бывали на пятницах Петрашевского и были там переписаны.

Дело Петрашевского долго составляло предмет государственной тайны. Эта таинственность в связи с суровым наказанием, понесенным участниками «общества пропаганды», создала представление о деле Петрашевского как о серьёзном политическом заговоре, который часто ставился наряду с заговором декабристов. Такое представление рушилось после обнародования документов, относящихся к делу Петрашевцев.

Среди этих документов важную роль играло донесение И. П. Липранди, который по поручению министра внутренних дел больше года наблюдал за кружком Петрашевского и представил списки людей для ареста. В кружок был внедрён его агент Пётр Антонелли.

«Члены общества, — говорил в своём докладе Липранди, — предполагали идти путём пропаганды, действующей на массы. С этой целью в собраниях происходили рассуждения о том, как возбуждать во всех классах народа негодование против правительства, как вооружать крестьян против помещиков, чиновников против начальников, как пользоваться фанатизмом раскольников, а в прочих сословиях подрывать и разрушать всякие религиозные чувства, как действовать на Кавказе, в Сибири, в Остзейских губерниях, в Финляндии, в Польше, в Малороссии, где умы предполагались находящимися уже в брожении от семян, брошенных сочинениями Шевченки (!). Из всего этого я извлёк убеждение, что тут был не столько мелкий и отдельный заговор, сколько всеобъемлющий план общего движения, переворота и разрушения». На самом деле, однако, по суду оказалось совершенно иное. <…> Буташевич-Петрашевский, ещё с 1841 г. пытался поселять зловредные начала либерализма в молодом поколении". Начиная с 1845 г. Петрашевский «собирал у себя в известные дни знакомых ему учителей, литераторов, студентов и вообще лиц разных сословий и постоянно возбуждал суждения, клонившиеся к осуждению существующего в России государственного управления».

Не довольствуясь этим, Петрашевский в конце 1848 г. совещался со Спешневым, Черносвитовым, Момбелли, Дебу, Львовым "об учреждении тайного общества под названием, как сами они выражались, товарищества или братства взаимной помощи из прогрессистов и людей передовых мнений, которые бы могли двинуть гражданский быт вперёд на новых началах, посредством возвышения друг друга; однако же это общество, по разномыслию членов, не состоялось. Итак, люди ни разу не пошли дальше отвлечённых рассуждений, даже в теории не могли сговориться относительно какой-либо организации.

Тем не менее, суд сошёлся с Липранди в общей оценке «общества» и приговорил всех участников его к смертной казни. Суровый приговор был мотивирован исключительно «преступными разговорами», «вредными идеями», «гнусным либерализмом», как выразился Момбелли в своём покаянном показании.

Высказанные на собраниях у Петрашевского «вредные мысли» сводились к следующему: Ястржембский 18 марта произносил речь, которая «была усеяна солью на здешнее чиномание». Он же с похвалой отозвался о Прудоне, но «Ламартина разбирал с самой дурной стороны». Головинский на собрании 1 апреля «отличался красноречием, дерзостью выражений и самым зловредным духом, разбирая три главные вопроса: освобождение крестьян, свободу книгопечатания и преобразование судопроизводства». Кузьмин «принимал участие в прении о тех же вопросах». Тимковский, «говоря о намерении принести жалобу в правительствующий сенат на неправильное его увольнение от службы, присовокупил, что этим единственно хочет подать пример и другим, подобно ему отставленным от службы, которые теряют вместе со службой и своё пропитание». Ахшарумов «говорил, что вопросы о судопроизводстве и об освобождении крестьян должны разрешиться в один и тот же день». Григорьев «принимал участие в прениях об освобождении крестьян». Дуров в «заседании» 25 марта читал своё пропущенное цензурой и следовательно свободно обращавшееся в книжной торговле предисловие к сочинениям Хмельницкого. «Всё общество рукоплескало. Дуров жаловался, что цензура многое не пропустила, но Петрашевский прибавил: все должны стараться писать в подобном духе, потому что, хотя цензура вымарает десять, двадцать мыслей и идей, но хотя пять да всё-таки останутся».

Петрашевцы сильно увлекались идеями французских социальных реформаторов, но в этом увлечении не было ничего политически опасного, и притом оно было присуще весьма многим образованным людям того времени (см. воспоминания Панаева, Анненкова, Милюкова, Достоевского, Салтыкова, письма Белинского и мн. др.). Разговоры о Нью-Ланарке Оуэна, об «Икарии» Кабэ, о «фаланстерах» Фурье, о Прудоне, Луи-Блане составляли преобладающую тему задушевных бесед, имевших безусловно платонический характер. Из социальных систем собеседники черпали только общегуманную подкладку, стремление положить общее благо, правду и справедливость в основу общественной жизни. Об устройстве фаланстеров в России они не думали.

Особое положение между Петрашевцами занимали только трое — Спешнев, Момбелли и Петрашевский, а со специально-военной точки зрения — и Григорьев. В бумагах Спешнева был найден проект обязательной подписки членов предполагаемого «русского общества», по которой они на случай надобности обязываются «не щадя себя принять полное открытое участие в восстании и драке».

Суд установил, что проект этот есть единичное дело Спешнева, о котором ничего не знал даже глава «заговора» — Петрашевский. В бумагах Момбелли были найдены «в высшей степени дерзкие выражения против священной особы Его Величества». Важность этого обстоятельства увеличивалась в весьма сильной степени тем, что Момбелли был офицером. С точки зрения нарушения военной дисциплины был виновен и автор «Солдатской беседы» Григорьев, хотя «беседа» только констатировала те тяжкие условия солдатской службы того времени, улучшение которых всегда ставится в число крупнейших заслуг императора Александра II. Не свидетельствуют о серьёзности замыслов Петрашевцев и показания, данные ими во время следствия и суда, — показания, выражающие, большей частью, раскаяние и сожаление. Только сам Петрашевский, по замечанию следственной комиссии, «один из всех арестантов» являлся «дерзким и наглым» и объявил, «что, стремясь к достижению полной, совершенной реформы быта общественного в России, желал стать во главе разумного движения в народе русском»; но Петрашевский был, что называется, «человек беспокойный», не желал принять помилования по амнистии 1856 г., настаивал на пересмотре дела и даже в самый разгар новых веяний сумел восстановить против себя такого человека, как граф Муравьёв-Амурский, крайне мягко относившийся к политическим ссыльным.

И однако сам Петрашевский, когда в Дуровском кружке возникла мысль обзавестись тайной литографией для распространения фурьеристских взглядов, решительно протестовал против такого намерения, которое и было оставлено. Как только общественная атмосфера изменилась, Петрашевский стал искренним другом правительства.

Одним из главных пунктов обвинения против Петрашевского послужил изданный им «Словарь иностранных слов» (см. выше), беспрепятственно пропущенный цензурой и даже посвященный великому князю Михаилу Павловичу. Написанный страстно и увлекательно, «Словарь» имел в виду стать чем-то вроде Вольтеровского «Dictionnaire philosophique». Слог его, несколько похожий на проповедь, был вообще в ходу в сороковых годах под влиянием «Paroles d’un croyant» Ламеннэ. Основное стремление словаря — показать, что обновление обветшалых форм жизни есть необходимое условие всякого истинно-человеческого существования. В словаре выражается мечта о гармонии общественных отношений, о всеобщем братстве и солидарности. Конституцией составители словаря не очарованы; по их словам, «это хваленое правление — не что иное, как аристократия богатства». Столь же враждебно отношение словаря к капитализму.

В общем, словарь есть живое отражение идей, шедших в Россию из Франции сороковых годов.

Достоевский говорит в «Дневнике писателя»: «название Петрашевцы неправильное, ибо чрезмерно большое число в сравнении со стоявшими на эшафоте, но совершенно таких же, как мы, П. осталось совершенно нетронутым и необеспокоенным. Правда, они никогда и не знали Петрашевского, но совсем не в Петрашевском было и дело во всей этой давно прошедшей истории». Петрашевцы были, в сущности, только пионерами идей, которые через несколько лет стали интегральной частью правительственной программы.

Сообщение о приговоре суда по делу петрашевцев в «Ведомостях Санкт-Петербургской Городской Полиции» от 24 декабря 1849 г. (5 января 1850 г.).

Наряженный над ними военный суд нашёл, однако, что «пагубные учения, породившие смуты и мятежи во всей Западной Европе и угрожающие ниспровержением всякого порядка и благосостояния народов, отозвались в некоторой степени и в нашем отечестве. Горсть людей совершенно ничтожных, большей частью молодых и безнравственных, мечтала о возможности попрать священнейшие права религии, закона и собственности».

Все подсудимые были приговорены к смертной казни — расстрелу; но, принимая во внимание разные смягчающие обстоятельства, в том числе раскаяние всех подсудимых, суд счёл возможным ходатайствовать об уменьшении им наказания, а Пальм испрашивал даже полное прощение. Наказания действительно были смягчены: Петрашевскому назначена каторга без срока, Достоевскому — каторга на 4 года с отдачей потом в рядовые, Дурову — то же самое, Толю — 2 года каторги, Черносвитову — ссылка в крепость Кексгольм, на реке Вуокса, Плещееву — отдача рядовым в оренбургские линейные батальоны и т. д. Пальм был переведён с тем же чином в армию.

Несмотря на это смягчение, петрашевцам пришлось выдержать, как с содроганием вспоминает Достоевский, «десять ужасных, безмерно-страшных минут ожидания смерти».

22 декабря 1849 (3 января 1850) г. они были привезены из Петропавловской крепости (где каждый из них провёл 8 месяцев в одиночном заключении) на Семёновский плац. Им прочли конфирмацию смертного приговора; « … подошёл с крестом в руке священник в чёрной ризе, переломили шпагу над головой дворян; на всех, кроме Пальма, надели предсмертные рубахи. Петрашевскому, Момбелли и Григорьеву завязали глаза и привязали к столбу. Офицер скомандовал солдатам целиться… Один Кашкин, которому стоявший возле него обер-полицеймейстер Галахов успел шепнуть, что все будут помилованы, знал, что всё это — только церемония; остальные прощались с жизнью и готовились к переходу в другой мир.

Григорьев, который и без того от одиночного заключения несколько повредился в уме, в эти минуты совсем его лишился. Но вот ударили отбой; привязанным к столбу развязали глаза и прочли приговор в том виде, в каком он окончательно состоялся. Затем всех отправили обратно в крепость, за исключением Петрашевского, которого тут же на плацу усадили в сани и с фельдъегерем отправили прямо в Сибирь».

• Семевский В. И. Михаил Васильевич Буташевич-Петрашевский и «петрашевцы». Ч. I // Собр. соч. Т. II. М.: Задруга, 1922. 217 с.
• Петрашевцы в воспоминаниях современников: Сб. мат-лов. Сост. П. Е. Щёголев. М.;Л.: Госиздат, 1926. 295 с.
• Философские и общественно-политические произведения петрашевцев. Под ред. В. Евграфова. М.: Госполитиздат, 1953. — 824 с.
• Лейкина-Свирская В. Р. Петрашевцы. М.: Мысль, 1965. — 166 с.
• Петрашевцы об атеизме, религии и церкви: Сб. Сост. и ред. В. Р. Лейкина-Свирская. М.: Мысль, 1986. 269 с.
• Егоров Б. Ф. Петрашевцы. — Л.: Наука, 1988. — 236 с.
• Дулов А. В. Петрашевцы в Сибири. Иркутск: Изд-во Иркутского ун-та, 1996. — 300 с.
• Липранди И. П. Записки И. П. Липранди. Мнение, представленное д.с.с. И. П. Липранди по требованию высочайше учрежденной комиссии над злоумышленниками. 17 августа 1849 г. // Русская старина, 1872. — Т. 6. — № 7. — С. 70-86;
• «Общество пропаганды в 1849 г.» (Лиц., 1875);
• «Новое время», 1881 г. № 1790;
• Плещеев А. Н., в «Молве» (1881, № 50);
• Вуич, в «Порядке» (1881, № 48);
• Милюков, в «Русской старине» (1881, № 3,);
• «Русский инвалид», 1849, № 276 (приговор);
• Op. Миллер. Биография Достоевского;
• Семевский В. И., «Крестьянский вопрос» (т. II) и в «Сборнике правоведения» (т. I).
• Бельчиков Н. Ф., Достоевский в процессе петрашевцев, М.: Политиздат, 1936. — 275 с.
• Бешкин Г. Идеи Фурье у Петрашевского и петрашевцев. М.: Госиздат, 1923. — 76 с.
• Богданович Т. А. Первый революционный кружок николаевской эпохи. Петрашевцы, Спб.: Новая Россия, 1917—130 с.
• Власова З. В., Писатель-петрашевец С. Ф. Дуров, «Вестник ЛГУ», № 8 (Серия истории, языка и литературы, в. 2), 1958
• Волгин И. Л. Пропавший заговор. Достоевский и полит. процесс 1849 г. М.:Либерея, 2000—703 с.
• Возный А. Ф. Полицейский сыск и кружок петрашевцев. Киев.: КВШ МВД СССР,1976. — 86 с.
• Глинский Б. Б. Русская периодическая печать в провинции. «Исторический вестник», 1898, No 1.
• Демор В. П. Петрашевский. Биографический очерк. Историко-революционная библиотека. — Л.: Гос. Изд-во., 1920
• Деркач С. С. О литературно-эстетических взглядах петрашевцев, «Вестник ЛГУ», 1957, № 14, в. 3;
• Зельдович М. Г. К характеристике литературно-эстетических взглядов М. В. Петрашевского, «Учёные записки Харьковского университета», 1956, т. 70, № 3;
• Исторические сведения о цензуре в России. — Спб.: Общественная польза, 1862. — 235 с.
• Любавский. Русские уголовные процессы. СПб.: Общественная польза, 1867, т. 2. — 320 с.
• Никитина Ф. Г. Петрашевцы и Ламенне // Философские науки, No 6, М.: Изд. А. Н. 1978
• Прокофьев В. А. Петрашевский Жизнь замечательных людей № 255, М.: Молодая гвардия, 1962
• Смиренский Б. В. Поэт-петрашевец С. Ф. Дуров в Сибири, «Сибирские огни», 1958, № 1;
• Столпянский П. Н., Революционный Петербург. П., 1922. «Русский вестник», 1888, No 5.
• Унковский А. М., Записки. «Русская мысль», 1906, No 6.
• Устрялов Ф. Н. Университетские воспоминания. «Исторический вестник», 1884, т. 16.
• Стронин А. И. История общественности. СПб.: Изд. Императорской Академии Наук, 1885—230 с.
• Уланов В. Я. Политические процессы николаевской эпохи Петрашевцы. М.: Изд. В. Саблина, 1907—280 с
• Усакина Т. И. Петрашевцы и литературно-общественное движение 40-х годов XIX века, Саратов, 1965.
• Шелгунова Л. П., Из далёкого прошлого. СПб.: Общественная польза 1901—239 с.
• Щпицер С. Новое о деле петрашевцев. «Каторга и ссылка», 1926, No 7
• Волгин И. Пропавший заговор. Достоевский и политический процесс 1849 г. — М.: Либерея, 2000. — 703 с

• С. А. Венгеров. Петрашевцы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907. — Т. 23. — С. 450—452.
• Доклад генерал-аудиториата // Петрашевцы. Сборник материалов / ред. П. Е. Щёголев . — М.; Л.: Государственное издательство, 1928. — Т. 3. — 389 с. — 3000 экз.

• Статьи, доклады, показания // Петрашевцы. Сборник материалов / ред. П. Е. Щёголев место=М.; Л.. — Государственное издательство, 1927. — Т. 2. — 261 с. — 3000 экз.

• В воспоминаниях современников // Петрашевцы. Сборник материалов / сост. П. Е. Щёголев . — М.; Л.: Государственное издательство, 1926. — Т. 1. — 295 с. — 10 000 экз.