Казанская церковь (Кузьма-Демьян)

Казанская церковь в с. Кузьма-Демьян, 1801 г.

Ротонда основного объёма по первому визуальному впечатлению напоминает излюбленные решения русских архитекторов-палладианцев. В трактате Палладио, одном из наиболее влиятельных в то время в России архитектурных изданий, содержится известное символическое объяснение ротонды как образа вечности. Там прямо указано на наибольшую предпочтительность круглой формы для церковных зданий. Как пишет И. Е. Путятин, идея ротонды получила широкое распространение в России с середины 1770-х гг., то есть после победы в первой турецкой войне.

Самая очевидная параллель к Казанской церкви — ротонды Н. А. Львова. Николай Александрович Львов — русский архитектор-самоучка, который занимался также археологией, химией, геологией, механикой, собирал народные песни, переводил с древнегреческого, был талантливым гравером и рисовальщиком. Все науки и искусства он изучал самостоятельно, по книгам. По его проектам были построены такие ротонды, как ц. Екатерины Великомученицы в городе Валдай в Новгородской области (1786—1794), часовня Даниила Столпника близ усадьбы Знаменское-Раёк у деревни Васильева Гора (1794—1795) и Воскресенская ц. в Никольском-Черенчицах в Тверской области (1794—1804), Ильинская ц. и ц. Святой Троицы Живоначальной (т. н. «Кулич и Пасха») в Санкт-Петербурге (1785—1790). Для Львова прототипами ротонд служили Темпьетто Браманте (ок. 1502), храм Весты в Риме, храм Сивиллы в Тиволи (нач. I в. до н. э.), Латеранский баптистерий (ок. 440) и церковь Санта Констанца (IV в.). Часто в своих ротондах Львов использует характерные круглые окна — такие же круглые окна прорезают барабан нашей Казанской церкви.

Однако ротонды Львова всегда сложно устроены с точки зрения объемно-пространственной композиции и часто окружены колоннадой. Решение же нашей церкви достаточно простое. Поэтому логично предположить, что, если она имеет отношение ко Львову, то была построена не по его личному проекту, как пишет краевед К. К. Озеров, а по проекту одного из его последователей; то есть в качестве возможной атрибуции можно назвать круг Львова.

Самые близкие аналогии, которые удалось обнаружить, — это Сергиевская ц. в Татищевом погосте, селе Ярославской области (1802—1810, 1851) и почти идентичная ей ц. Корсунской Богоматери в селе Дегтево, тоже в Ярославской области (1802—1819).

Первоначальный вид колокольни, построенной в 1800 г., отличается от того, как она выглядит сейчас. Приведем цитату из описи церковно-ризничного имущества Казанской церкви: «Над церковью каменная колокольня, окрашенная одинаковой с церковью краской. Мерой в вышину 7 саженей 2 1\2 аршина [почти 17 метров], ширину 2 сажени 2 аршина, в один ярус [видимо, имеется в виду один ярус звона, колокольня никак не могла быть по высоте на одном уровне с трапезной], покрыта листовым, крашеным медянкою железом. На ней глава деревянная, опаянная английской жестью, а крест железный обит медными листами и вызолочен чрез огонь. В куполе колокольни четыре слуховых круглых окна с фронтонами, покрытыми тем же крашеным железом, и четыре окна на колокольне с восемью круглыми каменными, по две в каждом окне колоннами с решетками в окнах деревянными. На колокольне повешено семь колоколов».

По описанию колокольня напоминает образцы таких архитекторов классицизма, как Матвей Федорович Казаков и Родион Родионович Казаков. В ц. Вознесения Господня на Гороховом поле и ц. св. Космы и Дамиана на Маросейке (обе в Москве) купола основного объёма и колокольни прорезаны круглыми окнами под треугольными фронтонами. В ц. Вознесения оконные проемы обрамлены колоннами, как в описании нашей колокольни, а ц. Космы и Дамиана тоже включает в себя лишь 2 яруса. Кроме того, в обеих церквях основной объём представляет собой ротонду, поэтому в качестве ещё одной возможной атрибуции, помимо круга Львова, можно предложить последователя М. Ф. Казакова.

Перестроенная колокольня представляет собой образец русского стиля. Проемы яруса звона завершаются закомарами. Такое решение мы наблюдаем в многочисленных колокольнях русского стиля, построенных в последней четверти 19 века. Примеры: домовая церковь Кирилла и Мефодия при Пошехонском Духовном училище в Пошехонье в Ярославской области или Успенская церковь села Рожново в Московской области. Однако в нашем случае главка очень невысокая и глубоко утоплена, почти спрятана за закомарами. Неслучайно в книге «Обозрение епископом Иоанофаном Ярославской епархии» — напомним, что архиепископ побывал в селе Кузьма-Демьян в 1881 г. — автор отмечает необычный внешний вид колокольни: «красивая колокольня имеет вид кладбищенской усыпальницы и своей своеобразностью резко бросается в глаза». Пропорциями верхний ярус колокольни действительно больше напоминает часовню. Более того, килевидные закомары с как бы врезанной стрелкой очень напоминают излюбленные кокошники в постройках К. А. Тона (напр., в Вознесенском соборе в Ельце или в соборе Боголюбова монастыря во Владимирской области).

Трехпролетные кирпичные ворота типичны для 1880-х гг., можно обнаружить много параллелей, помогающих нам примерно датировать и ворота, и колокольню, которые, по-видимо, построены единовременно: напр., Западные (Святые) ворота церковной ограды Рождественской церкви в Шаготи (Ярославская область) или ворота Знаменской церкви в Ломовке (Нижегородская область). В воротах Казанской церкви архитектор прибегает к ещё одному приему, популяризированному Тоном: это циркульная арка, вписанная в килевидный кокошник (как, например., в Крещенском соборе в Богоявленском монастыре в Угличе или в Екатерининском соборе в Пушкине Тона). Поэтому можно сказать, что в решении колокольни и ворот заметно влияние не только русского стиля, но и русско-византийского, единственным крупным представителем которого был Константин Тон.