Дневники Владимира Высоцкого

Дневники — часть изучаемого высоцковедами «литературного текста» в творчестве Владимира Высоцкого. Ряд рукописных текстов, доступных для публикаций, уже обнародован[1]. В то же время Мариной Влади переданы на хранение в РГАЛИ рукописные материалы, которые по её воле могут быть опубликованы только после смерти вдовы поэта[2][3]. Дневниковые записи Владимир Семёнович вёл нерегулярно, их обнаружено сравнительно немного. Сохранились немногочисленные отрывочные записи, предположительно датированные концом 1963-го, осенью 1967-го, 1971—1972-м и зимой 1975 года. Это были авторские заметки, не предназначавшиеся для печати, своего рода «записки для личного пользования», переходящие в прозу[4]:

Человек точнее, чем любой будильник! Если скажешь себе: надо встать в 7 ч. 10 м. — то встанешь в 7 ч. 10 м. Я проснулся, как от удара, — на часах 7 ч. 10 м. А просыпаться не хочется, потому что чувствуешь, что сейчас вспомнишь что-то, что вчера сделал что-то, от чего станет невыносимо стыдно. И гонишь от себя пробуждение. Во сне хоть и страшно, хоть и стыдно, но ведь проснешься — и всё в порядке!

— Дневниковые записи В. Высоцкого 1963 года[5]

В небольшой дневниковой заметке, сделанной в начале 1970-х годов, Высоцкий рассуждал о героях «Гамлета» и трактовке образа принца датского: «Гамлет сам его сын — у него есть и то, и то (и от отца, и от себя…) (Университет). Призрак должен быть в Гамлете». Судя по записи, актёр считал, что на судьбу его героя в большей степени повлияли «развивающие условия среды» (прежде всего университетское образование), чем семейное воспитание. Эти размышления соотносятся со строчками из написанного в 1972 году стихотворения Высоцкого «Мой Гамлет»: «Не нравился мне век, и люди в нём / Не нравились, — и я зарылся в книги»[6][7].

Более обстоятельно Высоцкий работал с дневниками зимой 1975 года, когда описывал дорожные впечатления на пути во Францию и воспроизводил подробности своего пребывания в Париже. Поэт рассказывал о получении визы в посольстве ФРГ, дорожной поломке, проживании в гостинице, просмотре спектакля «Дело Дантона» (Анджея Вайды), встрече с актёром Даниэлем Ольбрыхским, прогулках по парижским магазинам и Елисейским Полям, посещении специализированной клиники Шарантон, где в ту пору находился на лечении сын Марины Влади — Игорь. Эти записи, показывающие повседневную жизнь, являются, по мнению литературоведа Галины Шпилевой, «ценным документом, раскрывающим черты человеческого характера и определённой эпохи»[4][8]. Автор дневника не только фиксировал различные жизненные ситуации, но и подбирал для них аналогии из мира литературы и истории. Так, рассказывая о стремлении Игоря освободиться от материнской опеки и удалиться с товарищем на природу, Высоцкий уточнял — «как Лев Толстой почти». В другом эпизоде упоминалось, как некий поэт К. В. во время застолья в кафе «ловко подводил свою речь к цитатам и называл Пастернака Борей (как Ильича назвать „Вовчик“)»[9].

Некоторые дневниковые заметки по стилистике близки вставным новеллам. К ним относится, например, описание небольшого отеля в Карлсруэ, где Влади и Высоцкий остановились на ночлег. Наблюдая за хозяевами гостиницы, поэт предположил, что в прежние времена они были связаны романтическими отношениями, но «теперь этот Ганс или Фриц, а может быть, и Зигфрид, постарел, а Гретхен или Брунгильда обрюзгла, но бюст сохранила и поддерживает». Судя по записи, атмосфера в отеле напомнила поэту о «Песни о Нибелунгах» — средневековой эпической поэме, в которой действовали герои Зигфрид и Брунгильда. Кроме того, дневник позволяет понять, как у Высоцкого зародилась идея шутливого песенного послания, адресованного Ивану Бортнику и позже получившего название «Письмо к другу, или Зарисовка о Париже»: «Завертелись строчки и рифмы: „Пассатижи — Парижи. Обглоданы — Лондоны“. „Однако, Ваня, мы в Париже / Нужны, как в бане — пассатижи“»[10][11]. По словам Галины Шпилевой, дневниковые заметки Высоцкого — это сложившийся литературный текст, записи «поэта, который мыслит образами, держится на поэтическом „нерве“»[12].