Булгаков, Дмитрий Дмитриевич

Дмитрий Булгаков
Дмитрий Булгаков
	Дмитрий Дмитриевич Булгаков
Дата рождения	21 марта 1905
Место рождения	Москва
Дата смерти	1991
Род деятельности	архитектор
Отец	слесарь подольской фабрики Зингер
	Медиафайлы на Викискладе

Дми́трий Дми́триевич Булга́ков (1905—1991) — советский архитектор.

Биография

Дмитрий Булгаков (1905—1991) был видным архитектором постконструктивизма и специализировался, в основном, на жилых домах «повышенной комфортности» для наркоматской элиты. Строил, преимущественно, в Москве. Был учеником Алексея Щусева, под чьим руководством участвовал в постройке Наркомзема на Садовой-Спасской улице. В 30-е гг. входил в мастерскую Моспроекта № 4 под руководством И. А. Голосова.

Хотя начинал он свою деятельность на стройках конструктивизма, его зрелые работы отличает обильный и затейливый декор, любовь к легким ордерным элементам, росписям и лепнине. Его несколько раз приглашали «доделывать» уже существующие постройки: он был мастер декора, и после смены архитектурных парадигм его умение переиначить фасад оказалось востребованным. В высшей степени декоративные работы Булгакова неоднократно вызывали дискуссию в архитектурном сообществе. За избыточное украшательство ругали его дом для служащих Наркомата связи на проспекте Мира[1] и дом Наркомтяжпрома на Сухаревской площади[2].

Основные даты

21 марта 1905 г. — родился в Москве.
с 1919 по 1922 г. — ученик слесаря оптико-механического завода в Подольске.
с 1922 по 1928 г. — студент Вхутемаса, мастерская А. В. Щусева.
с 1933 по 1934 г. — заместитель руководителя 4-й мастерской Моссовета.
с 1934 по 1939 г. — архитектор-автор 4-й мастерской Моссовета (руководитель мастерской И. А. Голосов).
с 1939 по 1941 г. — главный архитектор сада «Эрмитаж».
с 1941 по 1946 г. — главный архитектор Министерства связи.
с 1946 по 1972 г. — архитектор-автор различных проектных организаций Москвы.

Постройки

Под руководством Щусева участвовал в строительстве здания Наркомзема, 1928—1933;
Вместе со Щусевым участвует в проектировании гостиницы-сада на курорте Новая Мацеста (Сочи), 1927 г.;
Дом текстиля в Москве, 1923—1924 гг.;
МОПР — дом ветеранов революции в Звенигороде;
Московский пищевой комбинат;
Комплекс жилых домов в Астрахани;
Проект реконструкции Белорусской площади и вокзала в Москве. 1929-30 гг.;
Клуб фабрики Рот-Фронт в Москве, 1930 г.;
Учреждения при заводах в Базаркино, Саранске, Мелитополе, реконструкция индустриального комплекса в Москве, 1931—1933 гг.;
Гостиница «Общества пролетарского туризма и экскурсий» вместе с И. А. Голосовым, 1934 г.;
Жилой дом № 14 Наркомтяжпрома на Большой Сухаревской площади, 1935 г. Дом был построен в 1930-м году архитектором Ремеле в стиле конструктивизма, и уже в 35-м Булгакову было поручено переделать декор фасадов;
Жилой дом № 11 для работников Министерства связи на Проспекте Мира, 1937 — декабрь 1944;
Жилой дом № 8 кооператива «Творчество» в Трехпрудном переулке, реконструирован Булгаковым в 1947—1948, строился в 1926 архитектором М. Е. Приемышевым;
Эстрадный театр и концертный зал в саду «Эрмитаж», середина 1930-х гг. (не сохранились);
В кинофильме «Новая Москва» 1937 г. отвечал за «архитектурные мотивы».

См. также

Конструктивизм в архитектуре Москвы

Примечания

«предполагалось, что дом будет стоять по красной линии нового магистрального проезда, который должен был пересекать 1-ю Мещанскую. Если зайти справа за угол дома, то можно увидеть его парадный фасад: в центре дома устроен проезд во двор, над которым автор поместил повторяющиеся изображения молотов и серпов с продетыми через серпы свитками. Дом этот сразу после его окончания подвергся уничтожающей критике: журнал „Архитектура СССР“ отметил, что „весь фасад представляет собою образчик фальшивой, насквозь ложной декорации“. Дом строился для министерства связи с весны 1937 г. и достраивался уже во время войны, его окончили в декабре 1944 г. В архиве сохранилась любопытная переписка наркома связи И. Т. Пересыпкина с архитектурным надзором по поводу его требования изменить внутреннюю планировку дома для того, чтобы вставитъ туда большую квартиру для самого себя. Надзор возражал, так как перепланировка изменяла уже одобренный фасад здания, а нарком настаивал, присылая письма с лично подписанными планами своей квартиры».
Споры шли и вокруг осуществленного Булгаковым передекорирования фасадов дома Наркомтяжпрома на Большой Сухаревской площади. Как пишет Селиванова А. Н. в своей статье «Особенности „постконструктивизма“ (1932—1937) на примере жилых ведомственных домов» "Конструктивистский костяк уже построенных на рубеже 1920—1930-х годов домов «драпировался» карнизами, лопатками, пилястрами, скульптурными фризами, поясками. К качеству такого декорирования и надстройкам конструктивистских зданий в 1930-е относились очень внимательно и требовательно, этой теме были посвящены многочисленные критические статьи и обзоры в профессиональной прессе). В качестве яркого примера и такой судьбы, и самого архитектурного результата обратимся к дому Наркомтяжпрома на Колхозной площади в Москве. Построенный в 1930-м году немецким архитектором Ремеле в духе конструктивизма, он был отдан Дмитрию Булгакову под переделку уже в 1935. От него требовалось обогатить фасады элементами классического наследия и т. д. Произведенные Булгаковым манипуляции вызвали в архитектурной периодике настоящую бурю ([5] Дискуссия о доме архитектора Булгакова на Колхозной площади в Москве. «Академия архитектуры», 1936, № 3. С.68); состоялась даже отдельная дискуссия, посвященная оформлению дома. Реакция такая была неслучайной: дом продемонстрировал определённый принцип работы с классическим наследием, и пример этот был очень ярким и выразительным. Основные претензии к архитектору сводились к его излишней свободе и изобретательности в обращении с классическими деталями. Особенно непримирим в критике был Георгий Гольц. По его мнению, дом на Колхозной площади — «супрематистский прием беспредметной пластики, заимствованный из западной архитектуры 20-х годов: геометризация форм, неорганически связанных в комбинацию плоскостей и объёмов». Главной мишенью стало утрирование и изменение конструктивного смысла отдельных деталей (карнизов, арок, кронштейнов). Булгаков, со своей стороны, признавал использование новаторских приемов в обращении с классическими деталями, трансформацию классических элементов, и, что особенно важно, перевод их на язык современных материалов. К примеру, раскритикованные пропорции плоских консолей Булгаков объяснял тем, что сделаны они не из мрамора, а из железобетона, у которого свои свойства, прочность, и т. д. Именно об этом спустя 5 лет писал и Моисей Гинзбург. Говоря, что новые материалы по сути диктуют изменения законов построения стиля, он отмечал, что «истинный урок наследия толкает нас прежде всего к новаторству». Обвинявшие Булгакова в формалистском подходе, конечно же подразумевали конструктивистский метод проектирования, который проявился в свободном и даже ироничном использовании классического наследия наподобие архитектурного конструктора", Цит. по Селиванова А. Н. «Особенности „постконструктивизма“ (1932—1937) на примере жилых ведомственных домов»

Ссылки

Литература

Константин Донгузов, Комета Дмитрия Булгакова, «Архитектура и строительство Москвы». −1989. — № 1. — С.20-22.
Константин Донгузов, Пять посвящений московской Мельпомене, «Архитектура и строительство Москвы». −1989. — № 6. — С.4-7.

This article is issued from Wikipedia. The text is licensed under Creative Commons - Attribution - Sharealike. Additional terms may apply for the media files.

[1] «предполагалось, что дом будет стоять по красной линии нового магистрального проезда, который должен был пересекать 1-ю Мещанскую. Если зайти справа за угол дома, то можно увидеть его парадный фасад: в центре дома устроен проезд во двор, над которым автор поместил повторяющиеся изображения молотов и серпов с продетыми через серпы свитками. Дом этот сразу после его окончания подвергся уничтожающей критике: журнал „Архитектура СССР“ отметил, что „весь фасад представляет собою образчик фальшивой, насквозь ложной декорации“. Дом строился для министерства связи с весны 1937 г. и достраивался уже во время войны, его окончили в декабре 1944 г. В архиве сохранилась любопытная переписка наркома связи И. Т. Пересыпкина с архитектурным надзором по поводу его требования изменить внутреннюю планировку дома для того, чтобы вставитъ туда большую квартиру для самого себя. Надзор возражал, так как перепланировка изменяла уже одобренный фасад здания, а нарком настаивал, присылая письма с лично подписанными планами своей квартиры».

[2] Споры шли и вокруг осуществленного Булгаковым передекорирования фасадов дома Наркомтяжпрома на Большой Сухаревской площади. Как пишет Селиванова А. Н. в своей статье «Особенности „постконструктивизма“ (1932—1937) на примере жилых ведомственных домов» "Конструктивистский костяк уже построенных на рубеже 1920—1930-х годов домов «драпировался» карнизами, лопатками, пилястрами, скульптурными фризами, поясками. К качеству такого декорирования и надстройкам конструктивистских зданий в 1930-е относились очень внимательно и требовательно, этой теме были посвящены многочисленные критические статьи и обзоры в профессиональной прессе). В качестве яркого примера и такой судьбы, и самого архитектурного результата обратимся к дому Наркомтяжпрома на Колхозной площади в Москве. Построенный в 1930-м году немецким архитектором Ремеле в духе конструктивизма, он был отдан Дмитрию Булгакову под переделку уже в 1935. От него требовалось обогатить фасады элементами классического наследия и т. д. Произведенные Булгаковым манипуляции вызвали в архитектурной периодике настоящую бурю ([5] Дискуссия о доме архитектора Булгакова на Колхозной площади в Москве. «Академия архитектуры», 1936, № 3. С.68); состоялась даже отдельная дискуссия, посвященная оформлению дома. Реакция такая была неслучайной: дом продемонстрировал определённый принцип работы с классическим наследием, и пример этот был очень ярким и выразительным. Основные претензии к архитектору сводились к его излишней свободе и изобретательности в обращении с классическими деталями. Особенно непримирим в критике был Георгий Гольц. По его мнению, дом на Колхозной площади — «супрематистский прием беспредметной пластики, заимствованный из западной архитектуры 20-х годов: геометризация форм, неорганически связанных в комбинацию плоскостей и объёмов». Главной мишенью стало утрирование и изменение конструктивного смысла отдельных деталей (карнизов, арок, кронштейнов). Булгаков, со своей стороны, признавал использование новаторских приемов в обращении с классическими деталями, трансформацию классических элементов, и, что особенно важно, перевод их на язык современных материалов. К примеру, раскритикованные пропорции плоских консолей Булгаков объяснял тем, что сделаны они не из мрамора, а из железобетона, у которого свои свойства, прочность, и т. д. Именно об этом спустя 5 лет писал и Моисей Гинзбург. Говоря, что новые материалы по сути диктуют изменения законов построения стиля, он отмечал, что «истинный урок наследия толкает нас прежде всего к новаторству». Обвинявшие Булгакова в формалистском подходе, конечно же подразумевали конструктивистский метод проектирования, который проявился в свободном и даже ироничном использовании классического наследия наподобие архитектурного конструктора", Цит. по Селиванова А. Н. «Особенности „постконструктивизма“ (1932—1937) на примере жилых ведомственных домов»