Бакунина, Татьяна Александровна

Татьяна Бакунина на портрете Е. Полторацкой

Владелец имения стремился создать в своём доме особый мир, соединяющий жизнь с искусством. Александр Михайлович сам обучал Татьяну, считавшуюся «типичной обитательницей прямухинского гнезда»[6], английскому, французскому, итальянскому языкам, преподавал ей естественно-научные дисциплины[4]. Любовь к поэзии и философии она переняла от старшего брата Михаила[7].

В Прямухине подолгу гостили писатель и публицист Николай Станкевич, литературный критик Василий Боткин, поэт Иван Клюшников, историк Тимофей Грановский[8]. Белинский, которого связывали с Татьяной тёплые отношения, в письме к Михаилу Бакунину отзывался о его сестре как о «чудном, прекрасном создании»[9]:

Эти глаза тёмно-голубые и глубокие, как море; этот взгляд внезапный, молниеносный, долгий, как вечность, по выражению Гегеля; это лицо кроткое, святое, на котором ещё как будто не изгладились следы жарких молений к небу — нет, обо всём этом не должно говорить, не должно сметь говорить.

Дом Бакуниных в Прямухине

Спустя годы Белинский начал замечать в Татьяне Александровне иные качества: некоторую «односторонность духовного развития», избыточный романтизм, склонность к восторженности и сентиментальности, отсутствие «простоты и естественности»[7]. При этом она оставалась безупречным товарищем: по данным исследователей, именно Бакунина деятельно поддержала композитора Александра Серова, погрузившегося в депрессию после сдержанной реакции публики на его оперу «Юдифь»; она же вдохновила автора на написание другого произведения — оперы «Рогнеда»[10]. В постоянном стремлении Татьяны Александровны «к спасению» близких, в жажде самопожертвования литературовед Виктор Чалмаев увидел черты будущих «тургеневских девушек»[6].

Тургенев, познакомившийся с Бакуниным в Германии, по возвращении в Россию принял приглашение друга и прибыл в Прямухино осенью 1841 года[4]. Татьяна была подготовлена к визиту молодого литератора, о котором знала из писем брата: Михаил Александрович отзывался о нём как незаурядном человеке, с которым они вели в Берлине «чудную жизнь»[11]. Для 27-летней женщины приезд Тургенева стал большим событием[7]; именно она взяла «первую ноту в любовном дуэте»[12]:

Т. А. Бакунина

И. С. Тургенев

  Вы святой, вы чудный, вы избранный богом.
  Вам принадлежит не маленькая частичка жизни, славы, счастья;
  вам вся полнота, вся бесконечность, вся божественность бытия.
  О, оставьте меня в святом, блаженном созерцании той дивной
  будущности, которую я смею предрекать вам.
  Из письма Т. А. Бакуниной И. С. Тургеневу[11]

Молодые люди встречались в усадьбе Бакуниных, Москве, Твери, однако образ Тургенева, по словам Чалмаева, в этой истории «несколько туманен»[13]. Иван Сергеевич был на три года моложе Татьяны, и в её отношении к писателю проскальзывали интонации старшей сестры, привыкшей опекать и заботиться[7]. По мнению историка Нины Молевой, своим горячим участием и покровительством Бакунина порой напоминала писателю его мать Варвару Петровну[14].

В письмах к Тургеневу Татьяна Александровна называла его «ребёнком, в котором много скрыто зародышей и прекрасного и худого»; позже сообщала, что «готова возненавидеть» возлюбленного за ту власть, которую он над ней имеет. Страдая от его молчания, девушка просила, чтобы он помнил о той, которая «ждёт зова, чтобы отдать все свои силы, всю любовь, свою преданность»[16]. Тургенев, как отмечают исследователи, расстался с Бакуниной «вполне величаво»[12]. В прощальном письме, адресованном Татьяне Александровне, он назвал её своей Музой и признался, что «никогда ни одной женщины не любил более», чем её; одновременно он просил «благословения на дорогу» и предлагал забыть «всё тяжёлое, всё половинчатое»[17].

После расставания с Тургеневым Татьяна Александровна, так и не вышедшая замуж, сосредоточила всё своё внимание на судьбе брата Михаила. В 1851 году, находясь в Алексеевском равелине Петропавловской крепости, Бакунин обратился к императору с просьбой о свидании со старыми родителями и «одной любимой сестрою, про которую даже не знал, жива ли она». Разрешение было получено; Татьяна Александровна выехала в Петербург[18].

Вторая встреча Бакуниной с узником равелина состоялось через год, третья — ещё через полтора; свиданиям предшествовали хлопоты Татьяны Александровны, которая лично обращалась и к главе тайной полиции Леонтию Дубельту, и к Николаю I:

Я с чувством беспредельной признательности за оказанную мне уже милость осмеливаюсь повергнуться к стопам Вашего Императорского Величества, всеподданнейше испрашивая Всемилостивейшего разрешения на свидание с братом ещё несколько раз, пока я пробуду в С.-Петербурге, куда я прибыла единственно с тем, чтобы свиданиями с ним хотя несколько усладить его несчастное положение.

Камера М. А. Бакунина в Петропавловской крепости

Исследователи не установили, о чём беседовали во время встреч брат и сестра, однако известно, что Татьяна сумела вынести из равелина составленный Бакуниным «шифрованный лексикон» — систему кодов для обмена информацией с соратниками[19]. Кроме того, во многом благодаря её ходатайствам в отношении Михаила Александровича были предприняты «отступления от равелинного уклада жизни»: ему была разрешена переписка с родными. Позже, во время пребывания в Шлиссельбургской крепости, узник смог получать из Прямухина посылки с чаем, табаком, книгами, а также портретами родителей и любимой сестры. В письмах к Татьяне Бакунин беспокоился, что она «больна, измучена», просил, чтобы брат Павел нашёл для неё в Петербурге хорошего доктора, и признавался, что надеется на неё «как на каменную гору»[18].

Татьяна Александровна ушла из жизни от «нарыва на голове» 1 сентября 1871 года и была похоронена в семейной усыпальнице в Прямухино. Бакунин, переживший её на пять лет, в последнем письме родным, отправленном из Лугано за четыре месяца до смерти, с ностальгией вспоминал о «прямухинском мире» и тех временах, когда они с любимой сестрой «уходили на остров»[20].